Русский в Европе это кавказец в Москве,или что-то другое?

Видите, как трудно нам теперь достается шенгенская виза. Все жалуются: в европейских посольствах хамят, как в советском магазине, а с детьми на отдых в Париж вообще не пускают. Как же так, ведь это ущемление наших гражданских прав, а? Мы ж хорошие, а хороших обижать нельзя. Можно только плохих и чужих, и подозрительных — верно? А не таких, как мы… Вот, к примеру, идет кавказец, а к нему двое в сером, с погонами, и тычут ему автоматы в живот. Примечательно, что граждане прохожие и не думают возмущаться. Может, им нравится, что прищучивают лицо именно кавказской национальности. Или им просто некогда отвлекаться, они торопятся в посольство хлопотать насчет шенгенской визы. Или вовсе они уже идут из какого-нибудь европейского посольства несолоно хлебавши, и у них плохое настроение. А тут вдруг маленькая радость: поймали кавказца! А чего он сюда едет? Кто его пустил сюда? Кто звал? Что, у него документы в порядке? И ни в чем дурном не замечен? И он в Москву по приглашению приличных людей, солидной фирмы? Все эти ваши настоящие документы вы можете выкинуть в мусорное ведро, — так милиционеры могли б ответить кавказцу. Словами, которые служащий итальянского посольства на днях сказал одной знакомой девушке. —Но причем тут кавказцы? Как же можно диких абреков сравнивать с русскими — цивилизованными европейцами? — такой вопрос я нередко слышу, когда обращаюсь к этому сравнению. Тогда я вспоминаю свои поездки в отдельные шенгенские страны. Иду, бывало, по какой-нибудь их стране, и замечаю, что глаза у меня не очень-то добрые — по сравнению с местными. И побрит я не слишком идеально. И граппы я принял официантам на удивление. На их языках я говорю с тяжелым украинским акцентом, — который едва ли ласкает шенгенский слух. Более того! Я запросто могу себе позволить такие вещи, как влезть куда-нибудь без очереди, воздержаться от лучезарной улыбки или вовсе помочиться где-нибудь в парке под деревом, раскинувшимся на ухоженном вековом газоне (от цивилизованной нашей привычки пренебрегать строительством сортиров) и даже могу пристать к блондинке прямо на улице. А когда меня останавливает шенгенский гаишник, он не обнаруживает в моих глазах многовекового уважения к законности; напротив, он в них читает простые слова: «Как же ты, мент иностранный, мне надоел! Возьми денег и отвали, понял?». Я вполне допускаю, что это все может им, шенгенцам, не нравиться. Но, с другой стороны, я им благодарен за то, что, считая нас нежелательными элементами и нежеланными гостями, они все ж не тычут мне автомат в область печени. Как это делают российские милиционеры с подозрительными с нашей точки зрения элементами. Я про эти автоматы который раз вспоминаю почему? Да как началась первая чеченская, так замучили меня проверками. Поскольку я с виду натуральный кавказец, — если коротко постригусь и забуду побриться. Так вот, когда эти испытанные на своей шкуре чувства перестали меня забавлять, я отрастил длинные волосы и взял за правило бриться ну хоть пару раз в неделю. Менты с кавказцами, надо сказать, от меня сразу отстали. Вы спросите: а нет ли у меня настолько же эффективного рецепта, как прикинуться не только некавказцем, но и не российским гражданином, — чтоб избежать постыдной дискриминации в посольствах? Но нету у меня для вас такого рецепта. При том, что выход из положения, кажется, имеется. В прежние времена, при старом режиме, когда про Шенген нормальные люди еще и не слышали, и никто из нас не заводил моды летать в Париж чисто пообедать, походя, перед советом директоров, — я тем не менее позволял себе солидные и запоминающиеся путешествия. Питер, Киев, Сахалин, Саяны, Соловки и прочая, и прочая. Между прочим, странно выглядел бы американец, без конца мотающийся в Европу, — если он не был в Филадельфии, на Великих озерах, в Великом же каньоне, на Ниагарском водопаде. Почему? Странно! Ведь мы в массе своей совершенно равнодушны к Камчатке, Кижам, Валааму, да даже и к самому Байкалу, — а скажи я вам про мощь и красоты Урал