Прав ли этот русский,когда-то влюблённый в Украину?

Киев.Ресторан .Мы в нем вчера небольшой компанией собрались отметить юбилей – пять лет магазину Хрыстыны. Кроме нас двоих был Хрыстин брат со своей девушкой Маричкой и еще их один родственник – Йосып Панасович. Он в этом магазине то ли бухгалтер, то ли товаровед – я так и не понял. Пока делали заказ, к брату-телеведущему пару раз подходили какие-то его поклонницы и просили автографы, которые он охотно раздавал.Первый тост у нас был за Хрыстин бизнес, второй за Украину, третий еще за что-то, ну всё, как полагается. А вот четвертый или, может, пятый тост именитый брательник предложил выпить за то, чтоб «на всiх ворогiв рiдної неньки звалилися такi лиха, вiд яких вони позагиналися! Щоб саджали хлiб – виростав бур`ян, бурили нафту – лилася багнюка, пили воду – а там отрута». Я уже было поднес рюмку к губам, но остановился. - Погодите, - говорю, - а про каких врагов мы говорим?Все тоже застыли.- Как про каких? – удивился Хрыстин брат. – Ты не знаешь разве, где по улицам Медведевы ходят?Я молча поставил рюмку на стол.- Ты что, Юрко? Пей давай, или горилка тебе наша уже не в радость?- Нет, ребята, мне не в радость, как вы к России относитесь. Какой она нам враг? - Не враг, а кто? Они ракеты на нас свои направить грозятся - из братских чувств? А Крым вечно подначивают, своим называют - по-дружески, да? А пятую колонну укрепляют информационными подпорками - из великой любви к нам? Пей давай, а то поругаемся. Я снова взял рюмку, встал и резко вылил ее через плечо. Скажу честно, сам от себя не ожидал такого поступка – как будто на секунду моя рука вдруг стала рукой Москвы. И молча сел. Мне вдруг стало легко - я как будто освободился от чего-то, что на меня последнее время давило. Хрыстына ахнула, Маричка прижала пальцы к губам, Хрыстин брат неотрывно уставился на меня – я думал, он сейчас бросится с кулаками – прямо через стол. Но он не бросился, а наоборот расплылся в улыбке:- Добре, Юра, добре… - сказал он. – Ну раз не хочешь, то и не надо. У нас никого насильно не заставляют. Вспыхнувший было конфликт угас, и все дружно принялись работать ножами и вилками. Но напряженность и недосказанность остались – чувствовалось, что новое пламя обязательно вырвется опять. Хрыстин брат искоса время от времени зыркал на меня, и я тоже посматривал на него без особой приязни – я больше не собирался спускать ему, или кому бы то ни было ещё, даже малейшей колкости или пренебрежения в сторону России, а значит и в мою сторону. И не важно, что я в Украине, сижу и кушаю сытные украинские блюда – я не за них в далекой Сибири собачился со своими сослуживцами, защищая желание малороссов быть великоукраинцами. Да только они, как я понял, таковыми не стали! Бензинчика в затухший огонь неожиданно для всех плеснул бухгалтер Йосып Панасович. Он на самом деле наоборот хотел только всё сгладить и перевести разговор на другие материи, да вот только дебет и кредит сегодняшнего застольного разногласия свести к мирному балансу уже было невозможно. - Хочу сказаты тост, - молвил Йосып Панасович на суржике. – Давайте выпьемо за природную людскую доброту нашого народу, за то, что мы самая працьовытая и невойовнычая нация у свити. Мы усих любымо и усих поважаемо. У нашому гимни навить лютых ворогив называют «вороженьками» - «згынуть наши вороженьки, як роса на сонци» - з чистою росою их поривняли… Ось яки мы добри!- Да липовая ваша доброта, - не выдержал я. - В российском гимне так вообще ни слова про врагов нет - не нужны они нам. А вы своих врагов выдумываете и пестуете, потому что вам без них и жить незачем было бы - вы даже в мирное время всё еще на войне. - Так ведь это Россия сама нас к этому… - попытался возразить Йосып Панасович. - Да Россия тут не при чем – у вас внутри война идет – холодная этническая. В стране десятки наций, но одна - больная титульной манечкой - хочет подмять все другие под себя.