Итак, Александр Сергеевич Пушкин в юные совсем еще года написал прекрасную романтическую поэму “Руслан и Людмила“, и читающая публика восхитилась. И критики сказали, что действительно необыкновенно талантливый молодой человек, прекрасные стихи, ничуть не хуже, чем у Жуковского, а ведь он еще совсем мальчик — во что же он дальше разовьется. Пушкин так прекрасно начинал!
Потом произошла другая история. Пушкин начал писать “Евгения Онегина“, уже будучи знаком читающей публике России. Публика пожала плечами и спросила друг у друга, что это такое. Критики объяснили, что, кажется, они перехвалили юный талант, потому что они-то ожидали после “Руслана и Людмилы“...,а здесь какие-то весьма примитивные вирши, в которых ничего нет, никакого искусства, никакой красоты! Примитивный слог, примитивный лексикон, и в сущности даже не понятно, зачем это он такое стал писать; что, видимо, иссяк его талант. Нет, но вы послушайте: правил — заставил, занемог — не мог, это что, рифмы, что ли? И размер этот “так думал.. . повеса.. . на почтовых, всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных... ” та-та-та-та та-та та-та-та.. . ну что это за стихи такие, вы понимаете.
Прошло, однако, полтораста лет — и любому российскому школьнику полагается знать, что гений Пушкин написал гениальный роман в стихах “Евгений Онегин“, где очевидно гениальна каждая строка. Черт возьми! Почему она стала гениальна? Правил — заставил, мог — не мог — недоумевает школьник, пытаясь понять: где же здесь божественная поэзия? и не находя ее.. . А учительница, отягощенная высшим гуманитарным образованием, у него спрашивает: “А вот смотрите, вот здесь стихи, которые написал Ленский — “желанный друг.. . любезный друг... ” и т. д. “Быть может я — гробницы сойду в таинственную сень.. . — это хорошие стихи или плохие? “. И неискушенный пятиклассник напрягает свои мозги, но видит, что размер нормальный, рифма нормальная, слова такие красивые, и говорит, что да, по его мнению, стихи — очень хорошие. Но говорит это неуверенно — он чует такой-то подвох. А учительница ему говорит: “Э. нет., Это очень плохие стихи. Они примитивные, они напыщенные, они пошловаты, они какие-то неестественные. И вот Пушкин высмеивает такую поэзию“. Но школьник недоумевает: да чего ее высмеивать-то? “А по-моему у Ленского даже слова лучше выходят чем у Онегина“.
Значит. И по сегодня до пушкиноведов в основном (разумеется, за исключениями) , в основном не доходит, что гениальность Пушкина сказалась вовсе не в том, что он в “Евгении Онегине” такого написал! такого наворотил! каждое слово — такое искусство! Нет. Потому что и в “Руслане и Людмиле” больше искусства и мастерства, и у Жуковского было больше искусства и мастерства. Не в этом дело. А в том, что у Пушкина хватило наглости, хватило прозрения, хватило интуитивного чувства: надо так писать стихи, примерно таким же языком, как люди разговаривают, — очень простым, очень ясным, очень чистым, очень легким.
Когда он написал “Евгения Онегина“, то оказалось, что любой приличный поэт легко может подражать “Евгению Онегину“, легко может писать подобные стихи, потому что этот размер, и этот ритм, и эта нехитрая очень рифма сплошь и рядом глагольная. Никакого труда для человека, владеющего сколько-то ремеслом виршеплета, — никакого труда не составляют. Но вот сделать это первым! — вот для этого нужно было быть гением. Точно так же как для любого человека, который владеет топором, владеет немного столярным, плотницким делом, в сущности изладить колесо особого труда не составит. Ну такое-то дерево, ну на огне его немного погнул, ну посмотрел один раз, как, понимаешь, там тележник это делает — и тоже сделал. Но человек, который придумал впервые колесо и применил его — вот это был гений всех времен и народов! Хотя сейчас нам его колесо покажется очень примитивным, потому что там нет пневматических шин, там нет подшипников, там очень много чего нет — но оно впервые покатилось: гений-то был он.
⇢