Можно ли назвать жизнь Оленьки мелкой, ничтожной, а ее самое- "маленьким" человеком?

Героиня рассказа «Душечка» вызывает особенно много споров у исследователей.
Оля Племянникова, или «душечка» , как называют ее знакомые за милый нрав и приятную внешность, - существо доброе. Она способна думать о других.
Как она любит, лелеет и жалеет своих мужей, как сочувствует их служебным заботам!
И как непритворно рыдает после смерти антрепренера и лесопромышленника.
Лев Толстой умиленно писал: «Свята, удивительна душа Душечки со своей способностью отдаваться всем существом своим тому, кого она любит» . В конце рассказа она по-своему находит смысл жизни, посвятив всю себя заботам о чужом ребенке, - факт, свидетельствующий не только об ее доброте, но и о самоотверженности.
Но умиление Толстого было вызвано его особым взглядом на назначении женщины – жить только любовью к семье. Рассказ Чехова не дает основания к такому безоговорочному восхищению человеческими качествами «душечки» .
Слияние ее интересов с интересами тех, кого она любит, - признак не только бескорыстной доброты, но и …неспособности самостоятельно думать.
Да, «душечка» умеет полностью раствориться в чужих интересах, умеет забыть себя
для другого. Но богатство и щедрость души Оленьки Племянниковой удивительным образом сочетается с полным отсутствием духовных интересов и самого простого, естественного для каждого человека интереса к жизни как таковой. Можно даже думать, что именно отсутствие внутренней жизни при безграничной доброте «душечки» оказалось благодатной почвой, на которой родилось ее бескорыстное умение любить другого человека. Автор ведь прямо пишет, что, когда возле Оленьки нет любимого существа, она теряет способность к самостоятельному мнению, и поэтому не знает,
о чем ей говорить.
Высоко ценивший в людях духовное начало, Чехов придает симпатичные черты женщине, начисто лишенной не только каких-либо интеллектуальных потребностей,
но и вообще яркого личного начала.
Для чего он это сделал? Видимо, для того, чтобы читатель не торопился ни осудить «душечку» , ни восхититься ею, как Лев Толстой.
«Душечка» , вместе с антрепренером Кукиным бредившая театром, забывает начисто
о своих прежних чувствах, став женой лесопромышленника, и говорит теперь степенно,
в тон новому мужу: «Нам с Васичкой некогда по театрам ходить. Мы люди труда, нам не до пустяков. В театрах этих что хорошего? » «В театрах этих что хорошего? » - эта фраза могла сойти с уст героини только в результате полного ее охлаждения к предмету своей пылкой привязанности. «Душечка» так быстро и так бесповоротно забывает о том, что было смыслом жизни ее «предмета» , что должно невольно возникнуть сомнение и в надежности ее нынешней сердечной привязанности. И действительно, вся жизнь «душечки» , пока она не приняла в свой дом чужого ребенка, состояла из подобных отречений.
Пройдут годы, и она вместе с мальчиком усвоит, так же механически, другие, более сложные знания. В бескорыстии ее забот о чужом ребенке сомневаться нельзя.
Но, несомненно, и то, что ее душа может существовать только при чужой душе, что без того содержания, которым каждый раз ее наполняет новый хозяин, героиня просто не знает, как поступить и что сказать.
И что–то очень грустно: ведь в данном случае мы имеем дело со стереотипом в такой глубоко личной области человеческого чувства, где все индивидуально, все неповторимо.

Лев Толстой, считавший, что Чехов, вопреки своему желанию высмеять «душечку» , изобразил в ней сааме высокое, по его мнению, назначение женщины – способность
к самоотверженной любви, - все-таки как-то заметил, что человек, подобный ей, хотя и умеет любить, уходит весь «на пустяки».