Раскол гонялся за стариною, старался как бы точнее держаться старины; но раскол был явлением новой, а

Костомаров в свое время верно отметил: «Раскол гонялся за стариною, старался как бы точнее дер­жаться старины; но раскол был явление новой, а не древ­ней жизни»...

В этом роковой парадокс Раскола...

Рас­кол не старая Русь, но мечта о старине. Раскол есть погребальная грусть о несбывшейся и уже несбыточной мечте. И «старовер» есть очень новый душевный тип...

Раскол весь в раздвоении и надрыве. Раскол рождается из разочарования. И живет, и жив он именно этим чувством утраты и лишения, не чувством обладания и имения. Раскол не имеет, потерял, но ждет и жаждет. В расколе больше тоски и томления, чем оседлости и быта. Раскол в бегах и в побеге. В расколе слишком много мечтательности, и мнительности, и беспокойства. Есть что-то романтическое в расколе, - потому и привлекал так раскол русских неоромантиков и декадентов...

Раскол весь в воспоминаниях и в предчувствиях, в прошлом или в будущем, без настоящего. Весь в истоме, в грезах и в снах. И вместо «голубого цветка» полу­сказочный Китеж...

не понятно. церковь и раньше не раз раскалывалась. один из эпичных расколов привёл к наличию римского папы супротив патриархов.

по идее русское православие на момент никоновских реформ прошло большой собственный путь. где-то в него вросли прежние дохристианские традиции народа, где-то сформировались определённые искажения.

но кто сказал, что греческие образцы, которые брал никон, сами не прошли через искажения? вдобавок, русское православие уже было средой, переварившей первичную греческую инъекцию, а тут опять инъекция наново.

вот и полыхнуло.

при этом как в первый раз, при крещении руси, народ отторгал чуждую конструкцию, так и с никоном, просто поменялась база того, что народ понимал своим.