Лингвистика

помогите с переводом с немецкого языка

Der weiße Kittel war für sie gleichbedeutend mit Milch. So war sie eines Tages vor einem Ladengeschäft gefunden worden, in dessen Auslage eine weißbekleidete Schaufensterpuppe ausgestellt war. Sie stand vor der Scheibe und bettelte zu der Schaufensterpuppe hinauf: »Mi-Mo – Mi-Mo«.

Damals war sie vier Jahre alt gewesen. Später, als sie endlich sprechen konnte, gab es noch immer eine Menge Worte, die sie nicht richtig über die Zunge brachte. »Straßenbahnhaltestelle«, »Eisenbahnzug« oder »Metzgermesser« konnte sie erst sagen, als sie zehn war. Als die Mutter mit ihr zum Lagerarzt ging, sagte er: »Sie ist halt ein bißchen maulfaul. Das tut niemandem weh – ihr selbst jedenfalls bestimmt nicht.«

Das war der Mutter ein Trost gewesen. Man sah ja auch Mi-Mo nichts an. Sie sah aus wie andere junge Mädchen, nur daß ihre körperliche Reife sehr früh eingesetzt hatte. Aber niemand sah darin einen Nachteil. Hugo behauptete sogar, die frühe Blüte seiner Tochter sei ein Beweis für ihre Gesundheit.

Manchmal prahlte er geradezu mit ihr; wenn dann die Rede auf sie kam, rief er: »Das Mädchen ist gesund, mein lieber Mann, die ist gesund!« Dabei zeigte er eine Miene, als sei es seine persönliche Leistung, daß Mi-Mo gewachsen und früh gereift war.

DRITTES KAPITEL

Hugo Starosta wußte, daß er etwas unternehmen mußte. Und da es vorerst bei diesem Vorsatz blieb, hatte er ein schlechtes Gewissen. Mindestens zweimal in der Woche raffte er sich auf und stellte fest, daß nun bald etwas geschehen müsse. Sein Wahlspruch war: Das Leben will gemeistert sein!

Er hielt dann lange Vorträge darüber, was er alles versuchen könnte, aber mitten in seinen Ausführungen überfiel ihn mitunter die Erkenntnis, daß er es wahrscheinlich nicht mehr zu dieser Meisterschaft bringen würde, die er seinen Söhnen ans Herz legte. Dann ging er fort und blieb oft lange aus. Er brachte an solchen Tagen immer etwas mit nach Hause, und sei es nur ein Knopf, den er auf der Straße gefunden hatte.

An diesem Nachmittag war er zum Sägewerk gegangen, das fünf Minuten von der Festung entfernt auf dem halben Weg zur Stadt lag. Er hatte sich dort herumgedrückt und diesen und jenen etwas gefragt, aber ins Büro war er nicht gegangen. Dann hatte er in der Stadt die Unterstützung für sich und seine Familie abgeholt.

Die Sachbearbeiter kannten ihn schon gut. »Nun, Herr Starosta, noch immer krank?« hatte einer gefragt. Da hatte er sich an den Leib gegriffen, dorthin, wo sich ungefähr die Leber befinden mußte. Es war eine Geste, die er von seiner Mutter übernommen hatte. »Da sitzt es«, sagte er. »Manchmal ist es nicht zu spüren. Aber dann auf einmal … Oh, ich kann Ihnen sagen …«

»Das ist die Galle«, sagte der Mann.

»Ja, ja«, rief Hugo, »die Galle, die Leber und die Milz! In Rußland hat es angefangen. Erst ist es immer so ein Stich, und dann fängt es an. Ich kann Ihnen sagen!«
Белый халат ассоциировался у нее с молоком. И вот однажды она оказалась перед магазином, в витрине которого был выставлен манекен в белой одежде. Она стояла перед стеклом и просила у манекена: «Ми-мо – Ми-мо».

Тогда ей было четыре года. Позже, когда она, наконец, научилась говорить, было еще много слов, которые она выговаривала неправильно.
"Трамвайная остановка", "поезд" или "нож мясника" она смогла говорить, только когда ей было десять лет. Когда ее мать пришла вместе с ней к лагерному врачу, он сказал: "Она просто немного неразговорчивая. Это не никому не помешает – по крайней мере, ей самой, конечно же, нет".

Это было утешением для ее матери. Да и для Ми-мо это ничего не значило (?). Она выглядела, как другие девушки, только ее физическое созревание началось очень рано. Но никто не видел в этом ничего плохого. Уго даже утверждал, что ранний расцвет его дочери – это доказательство ее здоровья.

Иногда он просто хвастался ею; когда речь заходила о ней, он кричал: «Девочка здорова, дорогой мой, она здорова!» При этом у него было такое выражение лица, будто это его личная заслуга, что Ми-Мо выросла и рано созрела.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Уго Староста знал, что он должен что-то сделать. А так как пока всё еще оставалось лишь в планах, его мучили угрызения совести. По крайней мере два раза в неделю он собирался с силами и понимал, что очень скоро что-то должно произойти. Его девиз был: Жизнь хочет, чтобы с ней поборолись!

Затем он вел долгие разговоры о том, что он может все попробовать/испытать, но иногда во время его речей его охватывало осознание того, что он, вероятно, не добьется того мастерства, которое он вложил в душу своим сыновьям. Потом он уходил и часто долго не возвращался. В такие дни он всегда что-нибудь приносил домой, даже пуговицу, которую он нашел на дороге.

В тот день он пошел на лесопилку, которая находилась в пяти минутах ходьбы от крепости на полпути к городу. Он побродил там, всех подряд о чем-то спрашивал, но в контору не пошел. Потом он получил в городе пособие (?) на себя и свою семью.

Служащие уже хорошо его знали. "Ну, господин Староста, вы все еще больны? " – спросил один из них. Тогда он схватился за ту часть тела, приблизительно где должна находиться печень. Это был жест, который он унаследовал от своей матери. "Вот здесь, " сказал он. "Иногда не чувствуется. Но вдруг ...О, я могу вам сказать ...

"Это желчь, " сказал мужчина.
"Да, да, " закричал Уго, "желчь, печень и селезенка! Это началось в России. Сначала всегда один укол, а потом начинается. Я могу вам сказать! "
РБ
Равиль Богданов
70 821
Лучший ответ
Белый Халат был для них синонимом молока. Так она была найдена один день назад магазин, в Витрине которого бело занимал Манекен был выдан. Она стояла перед стеклом и просить, чтобы подняться на Манекен: »Ми-МО – Ми-МО «.

Тогда она была четыре года. Позже, когда они, наконец, говорить было по-прежнему много слов, что они не правильно установил над языком. »Трамвайная остановка «, »железнодорожный поезд « или »нож мясника « мог сказать только тогда, когда ей было десять. Когда мать ходила с ней на склад врач, он сказал: »это все-таки немножко морда ленивая. Это не больно никому – ей самой не суждено, во всяком случае. «

Маме было утешение. Было видно да и Ми-МО ничего. Она выглядела, как и другие молодые девушки, только что зрелость их физическую началась очень рано. Но никто не видел в нем один недостаток. Гюго утверждал даже, более раннего цветения дочерние служит доказательством вашего здоровья.

Иногда он прямо-таки хвастался с ней; если тогда заходила речь об их, он воскликнул: »девочка здорова, дорогой мой человек, здоров! « При этом он показал выражение лица, как будто это его личное достижение, что Ми-МО выросли и рано созрел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Hugo Starosta знал, что он должен был что-то предпринять. И потому он оставался пока что в этом злого умысла, он имел Совесть. По крайней мере, два раза в неделю он встрепенулся и понял, что теперь не скоро что-то должно случиться. Его девиз был: жизнь хочет быть освоен!

Он остановился, то длинные лекции о том, что он мог бы попробовать все, но среди своих высказываниях осознание того, что он больше не принесет, она, скорее всего, этот Чемпионат, который он разместил своих сыновей к сердцу напал на него иногда. После этого он ушел, и часто оставался долго. Он приводил в такие дни всегда что-то домой, а если только одна кнопка, которую он нашел на улице.

В тот день он ушел на лесопилку, в пяти минутах от крепости на полпути к городу лежал. Он бегал там вокруг и эти и те что-то спрашивали, но в офис он не ушел. Затем он поднял в поддержку города для себя и своей семьи.

Клерк уже знали его хорошо. »Ну, господин Starosta, по-прежнему болен? « спросил один. Поскольку он был наложен арест на тело, туда, где находится около печени, должна была находиться. Это был жест, который он взял от своей матери. »Вон он сидит «, - сказал он. »Иногда он не чувствуется. Но тогда сразу ...ой, я могу вам сказать ...«

»Желчь «, сказал мужчина.

»Да, да «, - воскликнул Гюго, »желчь, печень и селезенку! В России это началось. Только это всегда такие стежок, а затем начинает его. Я могу вам сказать! «