Если сцена - каторга, то что тогда литература? см. Куприна.

Ужасное сознанье робкой думы!
И яркий свет могучего решенья
Бледнеет перед мраком размышленья,
И смелость быстрого порыва гибнет,
И мысль не переходит в дело,
– читал он, жестикулируя и переменяя интонацию по старой памяти, и ему казалось, что вот сейчас он заметит Офелию, упадет перед ней на колени, произнесет последние слова, и театр заплачет и закричит в сладком безумии. И вот он заметил Офелию, обернулся к зрителям с осторожным предупреждением: «тише!» , затем, быстро перейдя через всю сцену, опустился на колени и воскликнул:
Офелия! О нимфа,
Помяни грехи мои в молитвах!
– и тотчас же встал, ожидая взрыва рукоплесканий.
Но рукоплесканий не было. Публика недоумевала, оставаясь холодна, и все внимание перенесла на Офелию.
Костромской несколько секунд ничего не мог сообразить, и только когда услышал около себя нежный женский голос, спрашивавший его: «Принц, здоровы ли вы? » – голос, в котором дрожали слезы сожаления о погибшей любви, – он сразу, в один миг понял все. Александр Куприн. ПОЛУБОГ

Ощупывает \ Каплями лицо \ Слепой и любопытный \ Летний дождик - \ Знакомится.. . Михаил Бару. ИЗ СБОРНИКА "АЛЬТЕР ЯГО"