"Отчалила Харона лодка... " Иль она уже анахронизм?

ПАМЯТИ
БОРИСА ЧИЧИБАБИНА
Трудно говорить о том, кто все сказал о себе сам. И даже угадал время года, которое станет последним:

Уходим о зимней поре,
не кончив похода.. .
Какая пора на дворе,
какая погода!. .
Этой снежной зимой (не знаю, снежная ли она была в Харькове – родном городе поэта) умер Борис Чичибабин. 15 января – сорок дней, как его нет с нами.
Так не хочется впускать злобу дня в разговор о нем, но как без нее обойтись? Ведь злоба дня, я уверена, приблизила конец. Жить вообще смертельно опасно, а в границах бывшего СССР особенно. «Доколе длится время злое, да буду хвор и неимущ. » Время злое длится. Страна раскололась, и трещина, по выражению Гейне, прошла через сердце поэта.
Первые чичибабинские стихи, которые я узнала в середине 70-х, посвящались друзьям-эмигрантам:
Край души, больная Русь,
перезвонность, первозданность
с уходящим – помирюсь, с
остающимся – останусь.. .
Последнее, что я слышала из уст самого поэта, это стихи о Родине, которую он потерял:
С мороза душу в адский жар
впихнули голышом.
Я с родины не уезжал
за что ж ее лишен?
Наверное, надо, как водится, вспомнить биографию поэта, рассказать, что он провел пять лет в сталинских лагерях,
в моей дневной одышке
в моей ночи бессонной
мне вечно снятся вышки
над лагерною зоной;
что был исключен из Союза писателей за выступление а защиту Твардовского; что долгие годы не печатался.
Но в короткой заметке всего не напишешь. Об одном хочу сказать непременно. О таланте любить. Борис Чичибабин обладал этим талантом сполна. Он любил природу, поэзию, друзей, и страстно, нежно, преданно любил свою жену Лилю. Его недавняя книга стихов и сонетов почти вся о любви.
Для счастья есть стихи, лесов
сырые чащи
и синяя вода под сенью
черных скал,
Но ты в сто тысяч раз
таинственней и слаще
всего, что видел взор и что
рассудок знал.
С трудом заставляю себя прервать цитату. Поэт действительно сказал о себе все. «Он – чистое дитя, и вы его не троньте» , – пишет Чичибабин о своем друге Миколе Руденко. Но и сам Борис Чичибабин – чистое дитя. И глаза его были детскими, и почерк. А когда Лиля подсказывала ему на вечерах строку или слово, он выглядел, как школьник, забывший урок. Вспоминаю его последнее выступление на поэтическом вечере, организованном Литгазетой. Вспоминаю его растерянность и досаду, когда он не мог вспомнить начало стихотворения, которое собирался прочесть. Лили поблизости не оказалось, и некому было подсказать. Что он хотел тогда прочитать, не знаю. Не успела спросить.
Помереть ему? Да ну!
Померещилось – и врете.
В волю, в вечность, в вышину
он уплыл из плена плоти.
Не мудрец он, а юнец
и не разу не был взрослым,
над лицом его венец
выткан гномом папиросным.

А. Вознесенский.
Плач по двум нерожденным поэмам
Аминь.

Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам!
Хороним.
Хороним поэмы. Вход всем посторонним.
Хороним.

"Имяреку, тебе - потому, что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса -
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где на ощупь и слух наколол ты свои полюса
а мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку тебе сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных тру проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
С берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно. " И. Бродский. "На смерть друга".

Это стихотворение почти неизменно читал .. Довлатов. Читал, будто заново обретая траченную дикцию, мрачновато, опустив голову, глядя куда-то в пол.. .
Мне кажется, что Довлатов всякий раз на всякий случай посылал свой "прощальный поклон" Бродскому Кому же еще? Для него литературные современники делились на Бродского и на остальных. (.)" П. Вайль, "Другого всегда жальче".