СИЕСТА 
В послеполуденном глубоком сне моём 
Сто тысяч лет прошли быстрее, чем мгновенье, 
И вновь реален мир, и плоть обрел я в нём, 
Покинув смутные глубины сновиденья. 
 
Но на моих губах имен старинных след 
И поцелуев след остался. Я не знаю, 
Сегодняшним ли днём иль пеплом прошлых лет 
Живёт в смятении душа моя земная. 
 
О, грохочи, вулкан, чтоб лава залила 
В глубинах памяти несмытую усталость 
И чтобы навсегда померкли зеркала 
И отражение в их стекла не вгрызалось! 
РОБЕР ДЕСНОС 
 
"...На станции не видно было ни одного человека. На другой стороне улицы, затененной миндальным деревьями, открыта была только бильярдная. Городок плавал в зное. Женщина и девочка вышли со станции, пересекли мостовую, булыжник которой уже начинал разрушаться от напора травы, и оказались в тени — на тротуаре. 
Было почти два часа пополудни. В это время дня городок, придавленный к земле оцепенением сна, предавался сиесте. Лавки, учреждения, муниципальная школа закрывались в одиннадцать и открывались лишь незадолго до четырех, когда поезд возвращался. Открытыми оставались только гостиница напротив станции, буфет в ней и бильярдная и тут же, на площади, но чуть сбоку, почта. В домах, построенных в своем большинстве по стандарту банановой компании, были заперты изнутри двери и спущены шторы. В некоторых было так жарко, что обитатели их обедали в патио. Другие сидели на стульях в тени миндальных деревьев, прямо на улице, и там проводили часы сиесты. 
Стараясь идти в тени и ничем не нарушать отдыха жителей, женщина с девочкой зашагали по городку... " 
Габриэль Гарсия Маркес "Сиеста во вторник"
				
							 
								
				Солёные брызги блестят на заборе. 
Калитка уже на запоре. И море, 
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя, 
солёное солнце всосало в себя. 
 
Любимая, спи… Мою душу не мучай, 
Уже засыпают и горы, и степь, 
И пёс наш хромучий, лохмато-дремучий, 
Ложится и лижет солёную цепь. 
 
И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом, 
И всем своим опытом — пёс на цепи, 
а я тебе — шёпотом, потом — полушёпотом, 
Потом — уже молча: «Любимая, спи… » 
 
Любимая, спи… Позабудь, что мы в ссоре. 
Представь: просыпаемся. Свежесть во всём. 
Мы в сене. Мы сони. И дышит мацони 
откуда-то снизу, из погреба, — в сон. 
 
О, как мне заставить всё это представить 
тебя, недоверу? Любимая, спи… 
Во сне улыбайся (все слёзы отставить!) , 
цветы собирай и гадай, где поставить, 
и множество платьев красивых купи. 
 
Бормочется? Видно, устала ворочаться? 
Ты в сон завернись и окутайся им. 
Во сне можно делать всё то, что захочется, 
всё то, что бормочется, если не спим. 
 
Не спать безрассудно и даже подсудно, — 
ведь всё, что подспудно, кричит в глубине. 
Глазам твоим трудно. В них так многолюдно. 
Под веками легче им будет во сне. 
 
Любимая, спи… Что причина бессоницы? 
Ревущее море? Деревьев мольба? 
Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность? 
А может, не чья-то, а просто моя? 
 
Любимая, спи… Ничего не попишешь, 
но знай, что невинен я в этой вине. 
Прости меня — слышишь? — люби меня — слышишь? — 
хотя бы во сне, хотя бы во сне! 
 
Любимая, спи… Мы — на шаре земном, 
свирепо летящем, грозящем взорваться, — 
и надо обняться, чтоб вниз не сорваться, 
а если сорваться — сорваться вдвоём. 
 
Любимая, спи… Ты обид не копи. 
Пусть соники тихо в глаза заселяются, 
Так тяжко на шаре земном засыпается, 
и всё-таки — слышишь, любимая? — спи… 
 
И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом, 
И всем своим опытом — пёс на цепи, 
а я тебе — шёпотом, потом — полушёпотом, 
Потом — уже молча: «Любимая, спи… »
				
							 
								
				"Не самозванка - я пришла домой, 
И не служанка - мне не надо хлеба. 
Я страсть твоя, воскресный отдых твой, 
Твой день седьмой, твое седьмое небо. 
 
Там, на земле, мне подавали грош 
И жерновов навешали на шею. 
Возлюбленный! Ужель не узнаешь? 
Я ласточка твоя - Психея! " М. Цветаева.
				
							 
								
				Дмитрий Дмитриевич Гуров рано женился, жену не любит, детьми скорее тяготится. Он не упускает случая завести роман на стороне. На отдыхе в Ялте он обращает внимание на даму, прогуливающуюся по набережной с собачкой. Она молода, из хорошего общества, замужем; она замкнута и ни с кем не знакомится. Гурову удается заинтересовать даму, развеселить её и узнать, что её зовут Анной Сергеевной. Ему кажется, что в ней есть что-то «жалкое» . 
 Через неделю после знакомства они сходятся совсем близко. Анна Сергеевна не похожа ни на одну из предыдущих женщин Гурова; она робка, стыдлива, ей очень неловко за происшедшее, она без конца повторяет, что теперь сам Гуров не будет её уважать. Анна Сергеевна называет себя дурной женщиной, обманувшей не мужа, а себя саму, потому что мужа она никогда не любила и не уважала, сравнивает мужа с лакеем. Наивность её поначалу раздражает Гурова, ему скучно. Они едут в Ореанду, глядят на море. «Гуров думал о том, как в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своём человеческом достоинстве» . Они продолжают встречаться, Гуров повторяет Анне Сергеевне, как она обворожительна, соблазнительна, не отходит от неё ни на шаг. Она же по-прежнему напугана тем, что потеряла его уважение. Наконец Анна Сергеевна уезжает в свой город С. Они уверены, что прощаются навсегда. В Москве Гуров возобновляет привычный образ жизни, читает газеты, ездит в клубы, рестораны, на званые вечера. Он не может забыть свой ялтинский роман, Анна Сергеевна часто снится ему по ночам, на улицах он взглядом ищет в толпе женщин, похожих на неё. Ему не с кем поделиться своими воспоминаниями; жена раздражает его все больше. Наконец, сказав жене, что едет в Петербург, Гуров отправляется в С. Он долго ходит под окнами дома Анны Сергеевны, затем решает, что может встретить её вечером в театре. Предположение Гурова оказывается верным. Увидев его в антракте, Анна Сергеевна настолько пугается и теряется, что едва ли не бегом бросается из зала. В коридоре она просит его уехать в Москву, говорит, что по-прежнему его любит и приедет к нему. Раз в два-три месяца Анна Сергеевна, под предлогом визита к врачу, ездит в Москву и встречается с Гуровым. Оба они живут как бы двумя жизнями, оба страдают оттого, что им приходится прятать ото всех самое лучшее, что у них есть — их любовь. Расстаться они оба не в силах, но и найти решение проблемы тоже не могут.