А чего мне коммунизм теперь? ответим по-платоновски?...

-- А чего мне коммунизм? У меня Груша теперь товарищ, я ей
не поспеваю работать, у меня теперь такой расход жизни, что
пишу не поспеваешь добывать...
После Прокофия Кирей приник к Груше пониже горла и понюхал
оттуда хранящуюся жизнь и слабый запах глубокого тепла. В любое
время желания счастья Кирей мог и Грушино тепло, и ее
скопившееся тело получить внутрь своего туловища и
почувствовать затем покой смысла жизни. Кто иной подарил бы ему
то, чего не жалела Груша, и что мог пожалеть для нее Кирей?
Наоборот, его всегда теперь мучила совестливая забота о том,
что он недодает Груше пищи и задерживает ее экипировку платьем.
Себя Кирей уже не считал дорогим человеком, потому что самые
лучшие, самые скрытые и нежные части его тела перешли внутрь
Груши. Выходя за пищей в степь, Кирей замечал, что небо над ним
стало бледней, чем прежде, и редкие птицы глуше кричат, а в
груди у него была и не проходила слабость духа. После сбора
плодов и злаков Кирей возвращался к Груше в утомлении и отныне
решался лишь думать о ней, считать ее своей идеей коммунизма и
тем одним быть спокойно-счастливым. Но проходило время
равнодушного отдыха, и Кирей чувствовал несчастие,
бессмысленность жизни без вещества любви: мир снова расцветал
вокруг него -- небо превращалось в синюю тишину, воздух
становился слышным, птицы пели над степью о своем исчезновении,
и все это Кирею казалось созданным выше его жизни, а после
нового родства с Грушей весь свет опять представлялся туманным
и жалобным, и ему Кирей уже не завидовал.
Другие прочие, что были годами моложе, те признали в
женщинах матерей и лишь грелись с ними, потому что воздух в
Чевенгуре остыл от осени. И этого существования с матерями им
было достаточно, уж никто из них не уделял окружающим товарищам
своего тела посредством труда на изделие подарков. По вечерам
прочие водили женщин на далекие места реки и там мыли их, ибо
женщины были так худы, что стыдились ходить в баню, которая,
однако, была в Чевенгуре и ее можно бы истопить. Андрей Платонов. Чевенгур

•И цветы, как иголки звезд, \касаются рук его. \Тише, строчки мои, \не шумите в стихах: \человек постигает лицо вещей. \Если очи взяла война - \ладони глядят его, \десять зрачков на пальцах его, \и огромный мир впереди. Ксения Некрасова (1912-1958)СЛЕПОЙ