к 95-летию писателя и драматурга Виктора АСТАФЬЕВА (1.05.1924—2001): "по натуре своей он моралист и поэт человечности...

Незабываемое имя, незабываемые книги, редкостная честная душа.
Все дорого: «Кража», «Пастух и пастушка», «Последний поклон», «Веселый солдат», «Печальный детектив», а «Прокляты и убиты» наравне с несколькими другими книгами русских солдат (А. Шумилина, Н. Никулина, Л. Рабичева и др.) дают полное представление о том, почему бессмысленно искать по своим и иноземным архивам «без вести пропавших» родных людей. Именно потому, что они безжалостно стерты с лица земли.
Особенно дорога и бережно хранима книга писем Виктора Петровича «Нет мне ответа», которая дает представление не только о характере писателя, об особенностях его частной жизни, не только о том, каким трудом доставалась каждая строчка, но и о той духовной работе, которая происходила в нем день за днем. Еще и еще раз хочется услышать его голос, доносящийся из уже далеких 90-х годов:

<…> «Я в День Победы пойду в церковь — молиться за убиенных и погубленных во время войны. И Вам советую сделать то же — уверяю Вас, поубудет в Вас злобства, спеси и не захочется Вам подсчитывать «напрасные обиды», нанесенные нашим генералам. Нет таких слов, нет такой молитвы Божьей, которая бы даровала им прощенье за мерзко прожитые дни (хотя бы брежневские), но если все вы, снявши мундиры, не бренча медалями, вышли б в русское поле, окруженное пустыми деревнями (одна из причин их опустошения — война), если вы встанете на колени и, опустив сивые головы, попросите прощения у Всевышнего, может, он вас и услышит. Это единственный путь к спасению вашей генеральской души, иначе вам смердеть на свете и умереть с темной злобой в сердце. Вразуми Вас Бог!»
<…> «Список Ваших любимых писателей потрясающ, эти покойнички, за исключением Симонова, ничего уже, кроме вздоха сожаления, часто и насмешки, не вызывают. В Вашем списке нет мной уважаемых писателей, есть беспомощные приспособленцы, елеем мазавшие губы советскому читателю. Константин Воробьёв, покойный мой друг, Александр Твардовский, Виктор Некрасов, Василий Гроссман, Василь Быков, Иван Акулов, Виктор Курочкин, Эммануил Казакевич, Светлана Алексиевич — вот далеко не полный перечень тех, кто пытался и ещё пытается сказать правду о войне и кого за это согнали в ранние могилы такие вот, как Вы, моралисты, присвоившие себе право поучать всех и объяснять «неразумным» правду да выгонять их за границу, как Солженицына иль того же прекрасного писателя — Георгия Владимова». <…>
<…> «запомните слова поэта Виктора Авдеева, бывшего пулемётчика, умершего от ран ещё в сороковые годы: «Победой не окуплены потери. Победой лишь оправданы они». Почаще их вспоминайте, когда упоения от победных маршей и блудословия победного Вас снова посетят. Не знаю, сколь раз ранены Вы, а я трижды, и заключительная книга романа будет называться «Болят старые раны». У Вас, если верить Вашему письму, ничего не болело и не болит — ни раны, ни душа». <…>

Кланяюсь. В. Астафьев

В творчестве Виктора Петровича Астафьева в равной мере воплотились две важнейшие темы – военная и деревенская. Памятные произведения - "Прокляты и убиты", "Звездопад", "Последний поклон", "Где-то гремит война", "Царь-рыба", "Пастух и пастушка"...

Одно из последних интервью Виктора Астафьева:

На вопрос, что им сделано за последнюю "пятилетку", Астафьев перечислил основное:

— Написал три повести о войне — "Так хочется жить", "Обертон", "Веселый солдат". Эти повести исчерпали ту тему, которую я намечал развить в романе "Прокляты и убиты". Так что роман продолжать не буду. Но, пожалуй, самое важное из сделанного за эти годы — это собрание сочинений. Главное — сам все прокомментировал, теперь хоть не будут врать.

— Необходим ли опыт войны для каждого писателя?

— Жизнь, проживаемая человеком, и есть его опыт. Но самый тяжелейший опыт — война. И надо постоянно напоминать о ней людям, чтобы не забывали. Надо не героическую войну показывать, а пугать — ведь война отвратительна! Самое страшное — привычка к смерти. Хотя надо постоянно приуготавливаться к смерти, но ни в коем случае нельзя привыкать к ней. А вообще, лучше и не думать, и не писать, и не говорить о смерти… Пастернак говорил Евгению Евтушенко: "Вы, молодой человек, напрасно балуетесь со словом „смерть“ — есть вещи, которых всуе касаться нельзя".

— Когда вы впервые обратились к военной тематике?

— Войну я начал показывать еще в "Пастухе и пастушке". С "Пастушкой" я все журналы и издательства прошел, нигде не хотели печатать. Только в "Нашем современнике" напечатали, да и то в покуцанном виде. Все говорили: "Страшно. Как можно это печатать?". Но может ли такой критерий быть в литературе?! Ведь я там ничего не выдумал. Я все помню. Память, она действительно милосердна. Обычная жизнь многое стирает. Война мне лет десять снилась. Но в подсознании-то все осталось. И когда садишься писать, ты с подсознанием выходишь как бы на связь с этим своим вторым "я". Которое и есть бессмертная душа. Оно все про тебя знает, все понимает. Ты в жизни от него прячешься, но когда садишься за стол — пишешь им, из него. Больше неоткуда.

— Кого вы могли бы назвать своими учителями?

— Прежде всего, это Игнатий Рождественский, он рожден был поэтом и меня многому научил. Позднее, в Перми — Борис Никандрович Назаровский, главный редактор книжного издательства, и Клавдия Васильевна Рождественская, секретарь местного отделения Союза писателей. Они меня опекали, поддерживали. Ну и конечно Александр Николаевич Макаров, которому я посвятил книгу "Зрячий посох".

— Кто из русских писателей вам наиболее близок?

— Пушкин для меня — как воздух, которым дышишь. А Гоголь у нас до сих пор не прочитан как следует. Грядущие за нами откроют его по-настоящему. Гоголь — бездна! Вчера наткнулся у него в "Ночи перед Рождеством" на поразительную строчку, где летит Викула, а навстречу — метла "на которой, видно, только съездила, куда нужно, ведьма"…Это же бесовство. Тут просто руками разводишь. Такое изощренное мастерство ошеломляет. Это уникум!

— Ну а Чехов?

— Слишком тихий, интеллигентный. Чехов — не мой писатель. Я люблю ярких, броских, люблю бесовщину. Чехова легко переводить, Пушкина — трудно, Лескова — еще труднее… Гоголя — почти невозможно перевести!

— Что вы считаете самым большим грехом?

— Неблагодарность — самый тяжкий грех перед Богом. Приезжаю в Овсянку, там все цветет. Весна, солнце, трава… За каждый прожитый день надо Бога благодарить. Заболел — слава Богу. Дожил до утра — слава Богу. А уж до весны — тем более слава Богу! Это мы, поганцы, похерили мир, а сам мир не виноват, мир прекрасен. Что проклинать-то, что власть не та? Власть такая, как ты. У Киплинга есть прекрасная строчка: "Наполни смыслом каждое мгновенье" — так и надо жить. А старость — обычное дело, чего ее бояться.

В. П. Астафьев - один из любимых писателей, близко и понятно всё, о чём пишет Астафьев, всё правдиво и честно подано - природа, персонажи, размышления о жизни. Есть место и юмору, и слезам. Самые сильные книги - "Царь рыба" и "Прокляты и убиты".
В описаниях войны даны откровение фронтовика, попытка в прототипах оставить жить тех, с кем месил окопную грязь, кормил вшей, скрежетал зубами от ненависти к врагу и несправедливости, кто глушил рёвом и матом страх, но, обескровив зарвавшегося врага, упорно шёл к Победе. Это возможность оставить жить своих однополчан в памяти потомков такими, какие они и были, без мишурной позолоты, без вранья, без фальши. Потому и дано в романе описание самого трудного начального периода, но уже в финале романа читатель ясно видит, как "Голодные, изнуренные, больные, накрытые облаком белых вшей, будут чужеземцы замерзать тысячами, терять и бросать раненых, их станут грызть одичавшие собаки, волки, крысы, и, наконец, Бог смилуется над ними: загнанные в пустынное, овражное пространство, остатки немецких дивизий подавят гусеницами танков, дотопчут в снегу конницей, расщепают, разнесут в клочья снарядами и минами преследующие их советские войска."

Одна из моих любимых книг - " Последний поклон", произведшая глубочайшее впечатление когда-то.
Доугое дело, что к произведениям советских авторов, написанных в 90-ые годы, лично я с осторожностью отношусь. Всеобщего помешательства того времени никто не отменял.

Мне запомнилась книга Виктора Астафьева"Прокляты и убиты". В ней много вопросов связанных с противоречиями религии и тоталитарного режима, много размышлений о судьбе народа и каждого отдельно взятого человека.

Борис Пастернак
ЛАНДЫШИ

С утра жара. Но отведи
Кусты, и грузный полдень разом
Всей массой хряснет позади,
Обламываясь под алмазом.

Он рухнет в ребрах и лучах,
В разгранке зайчиков дрожащих,
Как наземь с потного плеча
Опущенный стекольный ящик.

Укрывшись ночью навесной,
Здесь белизна сурьмится углем.
Непревзойденной новизной
Весна здесь сказочна, как Углич.

Денис Гудин .Углич