Мария СТЕПАНОВА (род. 9 июня 1972) — поэт, прозаик и эссеист, лауреат премии Андрея Белого (2005), автор книг: «Счастье»,

У МС стараюсь читать все. Не только поэзию, прозу, но и публицистику, интервью. Впервые удивилась и была совершенно очарована ей, увидев в передаче «Школа злословия, тут же бросившись по ее следам. Перечитала все, что существовало в виде текстов на тот момент.
Последняя приобретенная в бумажном виде книга – ее "Памяти памяти". Книгу давно прочла, «проглотила», но отдаю отчет в том, что к ней нужно многократно возвращаться, поскольку она по сути медитативна и нуждается в постоянном откладывании и размышлении не только из-за неохватности материала, но и из-за наличия множества планов. Начав рассматривать одну деталь, МС описывает всю, стоящую за ней, систему ассоциаций и связей, вплоть до периферических, что зачастую воспринимается, как разветвленная система ссылок.
Хорошо читать, если ты знаешь подтекст и способен размышлять в этих категориях, отмечать знакомые вешки на культурном поле и впитывать новые знаки и имена, а если ты не читал хотя бы половину прочитанного МС, пиши пропало, в полном объеме книга вряд ли будет воспринята.
Очень часто приходится обращаться к тем страницам, где происходит осмысление сегодняшних реалий через сквозную оптику прошедшего времени или даже времен. Есть настоятельная необходимость повторить еще раз ее путь по временной шкале с остановками на местах обзора, в «точках сборки». Кроме того, следует еще и еще раз осознать те страницы, где речь идет о малознакомых мне именах, например, о Зебальде, которого в эссе «Один, не один, не я» МС называет «подземным классиком, потому что на поверхности его буквально нет, к нему отсылают как к зарытому сокровищу», с которым я и познакомилась пост фактум
Язык книги, безусловно впечатляет: множество изобретательных эпитетов, расширяющих угол зрения, объемных, фиксирующих на себе взгляд, метафор.
В целом у меня сложилось впечатление, что бОльшая часть книги это многоэтажная рефлексия по поводу чужой рефлексии, где задействованы все органы чувств (в особенности, интеллект), все, кроме сердца. Чистого переживания (как, например, у Набокова, в "Других берегах"), снятия с себя маски мне по-прежнему у любимой МС не хватает. Об этом можно было бы не говорить и не ставить в упрек автору, если бы не определение ею жанра книги, как романса. Ведь романс - песня, жанр чувственный, адресованный, прежде всего, сердцу, но в этом чтении, к сожалению, сердце мало участвует.
Тем не менее, общение с МС всегда идет на пользу, т. к. позволяет усвоить более широкий взгляд на знакомые вещи. Почему я говорю о новом взгляде? - Потому что, не смотря на наши многократные совпадения и пересечения с ней на временнОй и культурной картах, ее удивительный точный язык открывает глубокую, прямо брейгелевскую перспективу в, казалось бы, знакомых вещах и явлениях.
Многое еще можно сказать, но отсутствует поле комментариев.

Мария Степанова окончила Литературный институт. Работала в различных медиа, с 2007 года главный редактор интернет-портала Openspace.ru (затем Colta.ru). Публиковалась в журналах "Зеркало", "Знамя", "Критическая Масса", "Новое литературное обозрение" и др., альманахах "Вавилон", "Urbi", "Улов" и др., интернет-журнале "TextOnly". Автор нескольких книг стихов. Лауреат премий журнала "Знамя" (1993, 2011), имени Пастернака (2005), Андрея Белого (2005), Московский счёт (Специальная премия, 2006; Большая премия, 2009), премии Хуберта Бурды (Германия, 2006), премии LericiPea Mosca (Италия–Россия, 2011). Стипендия Фонда памяти Иосифа Бродского (2010). Стихи переведены на английский, иврит, итальянский, немецкий, сербо-хорватский, финский, французский и другие языки.

Небо пегое сегодня реяло
Пробежавшим рысаком.
Точно воском, музыкой из плеера
Уши налиты битком.

Фартуком вися на милой шее,
Созерцая облака,
Все-таки как варежку нашарю
В рукаве я двойника.

И увижу: на родную хату
Туча надвигается, брюхата,
Горожанин покупает виску,
Почтальон уносит переписку.

Я и я как две американки
За туземцами следим.
Белы день и простокваша в банке.
Ложка медлит посреди.
--------
Там страшные есть адмиралы.
Матросы составили круг
И смотрят, как зреют кораллы
На пальцах раскинутых рук.

Суставы в щитках перламутра
И в клетке щебечут грудной
Крылатые рыбки-амуры.
И мягко песчаное дно.

Чуть фосфором вспыхнут сигналы
В прослоенных влагой снастях,
Матросы бегут в арсеналы
И дудки без звука свистят.

Подводные флоты в пучине
Послушно встают на места
И лодочку в моря морщине
Подхватывают под борта...
--------
Тебе, но голос музы тесной
Не впору слуху без ушей,
Ни уху ростом в круг небесный,
Ни телу, что уже – уже.
Вот, чернозем не без жильца.
Вот чернозем, но где жилица?
А воздух – вон: тобой клубится,
Тобой разглаживается.
Узнай, по крайней мере, зренье,
Сшивающее переплет,
Скача качелями в сирени
В тут-свет – и тот.
--------
Вроде обоза движется тайное
Что-то под веками незакрытыми.
Даже заснуть мне мешает, кажется,
Внутренних Альп сиянье.
И, как немецкий студент в каникулы
Мокрым лицом по стволу оливы –
Съезжаю вниз, под отвес подушки:
Чтобы немного тени
--------
Поезд едет долгой белой горкой,
Вдоль неё берёзки и парковки,
В более не бывший город Горький
Мимо в землю убежавшей Салтыковки,

Мимо улицы Железно-внедорожной,
На неё вовек уже не выдешь,
Взгляд не кинешь на её порожний,
В трёх прудах колом стоящий Китеж,

Cкорый продолжается с повинной,
Тянется-не-рвётся пуповиной.
--------
Вот возьму да и не буду
Я сейчас писать стихи.
Вот возьму да и не стану
Ни за что стихи писать.

Я не Дмитрий Алексаныч,
Дмитрий Алексаныч умер,
Я не Александр Сергеич,
Александр Сергеич жив.

При лице литературы
Вроде я колоратуры,
Вроде я фиоритуры –
Волос-голос-завиток,
Электрический фонарик,
Быстрый и неровный ток.

Дух сирени как подсвешник,
Над которым я сгораю –
Дух табашный, шёлк рубашный,
Тело, видевшее вид –
Так бельишко, что стираю,
Прохудиться норовит.

(Птица кличет: тыц! тыц!
А ещё: не спи, не спи!
В ближнем небе много птиц
На невидимой цепи).

Я семейная программа,
Ускоряющая ход,
Круговая панорама,
Одержимый пароход.
Никогда и не бывала,
А теперь ударил час,
Молодою и глупо́ю
Я такою, как сейчас.

"Шел трамвай десятый номер, На площадке Пушкин помер. Умер, шмумер, свесил ножки, Вышло горсточка морошки. Полубогий теоморф, Разгребай горящий торф!.." М. Степанова