Мне тридцать лет, мне тысяча столетий,
Мой вечен дух, я это знал всегда,
Тому не быть, чтоб не жил я на свете,
Так отчего так больно мне за эти
Быстро прошедшие, последние года?
Часть Божества, замедлившая в Лете
Лучась путем неведомым сюда,
Таков мой мозг. Пред кем же я в ответе
За тридцать лет на схимнице-планете,
За тридцать долгих лет, ушедших без следа?
Часть Божества, воскресшая в поэте
В часы его бессмертного труда -
Таков я сам. И мне что значат эти
Годов ничтожных призрачные сети,
Ничтожных возрастов земная череда?
За то добро, что видел я на свете,
За то, что мне горит Твоя звезда,
Что я люблю — люблю Тебя как дети
За тридцать лет, за триллион столетий,
Благодарю Тебя, о Целое, всегда.
-
Скорей ее портрет достать!
В него глазами жадно впиться.
Всем существом к ней обратиться,
О прочем думать перестать.
Затем порывисто писать!
Дать мимолетному сплотиться.
А после за нее молиться,
Закрыв заветную тетрадь.
И этот сон века продлится.
-
В этот первый вечер отсветом румяным,
Что скользит чуть зримо по цветным полянам,
Дальние деревья сплошь озарены.
В этот первый вечер — красное с зеленым
На деревьях дальних по волнистым кронам,
Красное с зеленым переплетены.
В этот вечер ветра, в этот вечер шумный
На душе все тот же крик один безумный,
Наявувсе те же сладостные сны.
В этот вечер ветра с бушеваньем моря
Давние виденья в вечно-новом споре,
И душа с душою слитно сплетены.
-
Гармония в тебе, земная с неземной,
Слиты особенно и больше чем мистично,
И каждое твое движенье гармонично,
И все — и плач и смех твой — мелодично:
Иди за мной!
Ты знаешь, что тебя я понял необычно!
Я сразу увидал тебя иной,
Иной чем все, и с этих пор со мной
Остался навсегда твой образ неземной,
Глубокий безгранично.
-
Здесь с тобою стоя рядом на причаленном плоту,
Первый раз проник я взглядом в неземную высоту.
Смех твой, прудом отраженный, мне предстал как голос вод,
И с тех пор преображенный мне раскрылся небосвод.
Разорвалась восприятий, чувств обычная кайма;
Сколько пламенных зачатий ты учуяла сама!
Как восторженно и ново мы друг друга обрели,
Разом сбросивши оковы зачарованной земли!
-
Одетая солнцем опушка,
И утра стыдливый покой,
И клонится ивы верхушка
Над радостно зыбкой рекой.
Над зоркой открытой поляной
Древесный всклокочен навес;
Лазурными тайнами пьяный,
Весь в таинстве шелеста лес.
Чуть тронуты розовой краской
Изгибы зеленой каймы,
И - трепетной скрытые маской -
Капризно призывны холмы.
Всегда неразлучные — мы -
— Пускай это кажется сказкой -
И в сонности мягкой зимы,
И в поступи осени вязкой,
Завязаны нитью чудес,
Блуждаем с улыбкой румяной
Все там, где нахмуренный лес
Граничит с беспечной поляной.
Разгадана яви людской
Нелепая, злая ловушка
И радужен утра покой,
И рядится в солнце опушка.
Когда твоя, простая как черта,
Святая мысль мой разум завоюет,
Тогда моя отсветная мечта,
Познав себя белея заликует.
Тогда моя ночная пустота
Лишится чар и в Свете растворится;
Единая познается царица,
И будет Ночь, как Первая, свята.
-
Сквозь пыльную, еще стыдливую весну,
Чудное облако вырезывалось ярко,
Играя красками, вонзаясь в синеву,
Разнообразя фон для вышитого парка.
Китайский замок, пруд и лебеди, и арка,
И грот – передо мной предстали наяву;
Хоть были люди здесь – все ж девственного парка
Я первый попирал упругую траву.
Как талисман, в руке я нес твое письмо;
Ты в нем жила, дышала и дрожала,
И все, что виделось, оно преображало!
О, я достоин был волшебного подарка!
На мозг мой наложил священное клеймо
Твой сон, пережитой в тени иного парка.
-
Теперь уже весна. С берез, дубов и елок
Давно фата зимы на землю сметена;
Пусть на земле слепит покрова белизна
Под ним, истонченным, отчетливо слышна
Гульливая струя, она буравит полог,
А солнце сверху жжет, а день так дивно долог.
Теперь уже весна,
Сосна и кипарис льют аромат с иголок.