К 125-летию польского поэта, писателя, переводчика Юлиана ТУВИМА (13.9.1894—1953), автора многих поэтических сборников

Любя с детства польский язык и культуру, стараюсь читать его в оригинале. ЮТ - обожаемый, глубокий, отзывчивый поэт с нелегкой судьбой, он не только один из лучших польских лириков, но и человек необычайного остроумия, которое не уступало его поэтическому дару. Да к тому же и чрезвычайно одаренный переводчик, один из лучших в Европе. Классик польской поэзии Леопольд Стафф сказал о своем ученике: «У него было сто красок, сто струн… Мы ждали его десятки лет».
Вопреки своему жизнелюбивому духу, ЮТ поэт трагический. Представлю разные стороны его таланта двумя любимыми стихотворениями:
ЗА КРУГЛЫМ СТОЛОМ
"Du holde Kunst, in wieviel grauen Stunden"

А может, снова, дорогая,
В Томашув на день закатиться?
Там та же вьюга золотая
В беззвучности сентябрьской длится...

В том белом доме, в тех покоях,
Где мебель сдвинута чужая,
Наш давний спор незавершённый
Должны мы кончить, дорогая.

За круглым тем столом доныне
Сидим без жеста и без слова.
Кто расколдует нас? Кто вырвет
Из рук беспамятства немого?

Еще из глаз слеза сбегает
И привкус на губах солёный.
А ты ни слова не промолвишь -
Ты виноград жуёшь зелёный.

Ещё тебе внушаю взглядом:
" Du holde Kunst" А в сердце - муки.
И надо ехать... Мы простились...
Холодные разжались руки!

И я уехал, я покинул,
Наш разговор прервался снова.
Благословляю, проклинаю:
" Du holde Kunst" ! Вот так! Без слова!

В том белом доме, в тех покоях
Доныне места не находят...
Чужую мебель расставляют,
И затоскуют, и выходят...

А я - а я там всё оставил:
Ту тишину, что вечно длится...
Что ж, может, снова, дорогая,
В Томашув на день закатиться?.. (перевод: Н. Чуковский)

РЕЦЕПТЫ

1
Возьмите 100 грамм провансаля, горчицы и кваса,
яиц накрошите и ломтик холодного мяса,
нарежьте огурчиков, лука, укропа с иссопом,
смешайте затем и лимонным побрызгайте соком.
Весь секрет —
и готов винегрет.

2
Возьмите коньяк, полбутылки разбавьте портвейном,
а пять неразбавленных рюмок запейте портвейном,
три виски (без соды) и крепкого рома хватив,
залейте перцовкой.
Получится аперитив.

3
Возьмите народ. Размешайте, потом подогрейте.
Плотней нашпигуйте начальством, плакаты расклейте,
подсыпьте немного деньжат. И без лишних затрат
получите электорат.

4
Заварите войну. А продув ее, передохните.
Слейте кровь, подождите чуть-чуть. Заварите опять.
Заготовьте диктатора, лучше троих. Или пять.
Вздуйте цены, снимите навар. И без лишних хлопот
получайте дефолт. (перевод: Анатолий Гелескул)

Я его в основном на польском читала

в детстве что то мама читала не запомнилось

детские стихи в переводе читала

Что цыганскою библией стало
Колдовскою, изустной, бездомной?
Только бабам напев ее темный
Шепчет ночь на Ивана Купала.

В этой книге дыханье нарда,
Шелест леса, гаданье по звездам,
Тень могил, пятьдесят две карты,
Белый призрак, что век не опознан.

Кто открыл ее? Мы, книгознаи,
Роясь в памяти в древнем хламе,
Лишь догадкой, владеющей нами,
В сердцевину страстей проникая.

А легенда путями кривыми
В темном знанье, как речка, петляет,
Не по жизни и смерти меж ними,
Но и жизнью и смертью пленяет.

Лишь догадкою, как сновиденья,
Перелистываются страницы,
И над книгой, в полуночном бденье,
Льют слезу восковую громницы.

А стихи только чудятся где-то
В огневом и мгновенном звучанье
Это нечто о муках поэта,
Что несет избавленье.
Но меркнут страницы в тумане.
Пер. А. Ахматовой

Разговор про зелень беспределен.
Звуком возвеличивая зелень,
Силой вдохновенья умножая,
Буйного добьемся урожая.
Мало видеть слово. Надо точно
Знать, какая есть у слова почва,
Как росло оно и как крепчало,
Как его звучало зазвучало,
Чем должно набухнуть и налиться,
Прежде чем в названье превратиться,
В званье, в имя или в кличку просто.
Прелесть слова в летописи роста.

Так не лепо ль нам, про зель земную
Словесами предков повествуя,
Эту повесть зачинать издревле!
В недра, в ядра мы заглянем, в дебри.
По нутру пойдем, по корневищам,
В целине ту завязь мы отыщем,
Чтобы голос подал из расщелин
Первый шевелистик, нежно зелен.

Лыко в строку ты не ставь мне с бранью,
Что ломлюсь в подсловья мирозданья.
К семенам, ключам, истокам чистым
В исступленье Слововера истом
И в поля родного Словополья
С палочкой волшебною пришел я,
Чтобы зелени вернуть приволье
В польской речи, в нашем Словополье.
Тот грустит о соловьином свисте,
А другому панна в мае снится,
Мне ж звучат, как женственные птицы,
Словарей пленительные листья.
С каждым маем к юности и воле
Древо-древность ширится все шире.
Вот мой дом стиха стены четыре
На полях родного Словополья.

Так сойдем же вместе в детство речи,
Как шахтеры в штрек, чтоб издалече
Мог подземной лампой осветить я
Древние дремучие событья.
Мы в Эрцинском царстве. А над нами,
Над неполомицкими слоями,
Встало Беловежье пластовое
Древнею, дремучею Литвою,
Иновлодские мои дубравы,
Где кентавр топтал свои пратравы,
И славянской Атлантиды хвоя
Все языческое, вековое,
Мховое. И где-то там, за нею
Геркуланумы дубрав, Помпея!
Где ж найдем мы этих дебрей гуще?
Вот они овраги, яры, пущи!
Ярогневы неба их спалили,
Их секиры молний повалили,
Все в ступе тысячелетий сбито,
Чтобы стать пластами антрацита
И опять с огнем соединиться,
И опять в застывшую гробницу.
В эту пропасть пасть, чтоб веял снова
Стужею удушья гробового
Лед алмазный, глетчер онеменья.

Но разбудим древние каменья
Чарозельством. Ведь кладоискатель,
Мертвых дел будитель, воскрешатель,
Видя смерть и жизнь предвечной речи,
Ведает, что дело человечье,
Так же как и деянье лесное,
Все течет одною глубиною,
Где-то исчезает и таится,
Чтоб наружу все-таки пробиться,
Чтоб сверкнул для разума людского
Ключ живого, луч родного слова!
И, разбужен, забушует уголь
Лесом, полем, медоборьем, лугом,
Солнце поглощенное изринет,
Мох потопом бородатым хлынет,
Чтоб глаголу твари внять могли бы!
Древний ящер выскользнет из глыбы,
Ветер под крылами птиц воскреснет,
Еж и елка заиглятся вместе,
И свои покинет узилища
Крупный зверь: стволы и корневища,
Вдруг очнувшись, все пойдут толпою,
Зеленью сверкнут и к словопою!
Хлынет ключ из-под корней растений
К жаждущим устам ветвей-оленей.
И тогда очнется от молчанья
Самка-Речь, вдова с времен венчанья
Первородного. И снова в зелень!
Словизна тут засочится хмелем,
И словесность хлынет коренная,
Кровь руда, зелица медвяная.
И заблещет лес лучистой речью:
Жмудью, и санскритчиной, и гречью.
Эха тут пойдут по многостволью,
По стране родной по Словополью...
Пер. Л. Мартынова

Чудеса.
Однажды в июле,
В чудесный денёк,
Вдруг выпал
Оранжевый снег
На лужок.
И в небо над лугом
Привычно и ловко
Взлетела корова,
Как божья коровка.
А бабочки
Гнёзда из прутиков
Вили
И в сети
Зелёное солнце ловили.
Залаяли птицы.
Запели собаки.
Я вас уверяю,
Что это не враки.
Зажмурив глаза,
Я улёгся в траву
И все чудеса
Увидал наяву.
(перевод В. Приходько).

По работе я больше сталкивалась с детскими стихами Тувима в чудесных переводах С. Михалкова, Е. Благининой, С. Маршака

Кто не знает об артисте
Тралиславе Трулялинском!
А живет он в Припевайске,
В переулке Веселинском.

Дорогие мои дети!
Очень, очень вас прошу:
Мойтесь чище, мойтесь чаще -
Я грязнуль не выношу.

Что случилось? Что случилось?
С печки азбука свалилась!

Жил на свете Янек,
Был он неумен.
Если знать хотите -
Вот что делал он.

«Что стряслось у тети Вали?»
«У нее очки пропали!

Мило, племянничек, мило!
Я ведь письма-то тебе не давала.
Ох, и врунишка ты, Гришка,
Ну и врунишка!

Хозяйка однажды с базара пришла,
Хозяйка с базара домой принесла:
Картошку,
Капусту,
Морковку,
Горох,
Петрушку и свеклу.

Идейно близкий автор, для которого именно в этом аккаунте не нашлось знака вопроса!

Какие дома в своих книгах создавали писатели? Владимир Поболь в «Литература», 9 лет назад