«В цепких лапах у царственной скуки Сердце сжалось, как маленький мяч: Полон музыки, Музы и муки Жизни тающей сладостный

Осип Мандельштам "Дождик ласковый, мелкий и тонкий..."

Тайный ропот, мольба о прощеньи:
Я люблю непонятный язык!
И сольются в одном ощущеньи
Вся жестокость, вся кротость на миг.

В цепких лапах у царственной скуки
Сердце сжалось, как маленький мяч:
Полон музыки, музы и муки
Жизни тающей сладостный плач!

О. Мандельштам очень любил музыку. Эту любовь привила ему его мать, которая была музыкантом. Он и сам говорил о том, что поэзия сродни музыке. И, конечно, в стихах Мандельштама -- пророчество его трудной судьбы. В этом прекрасном лиричном стихотворении в одном ряду у него музыка, Муза и мука. Искусство, творчество и боль...

Эллис. В альбом (После представления «Дяди Вани» А. Чехова)

Рукоплесканья... занавес упал...
Вокруг веселый шум, веселое волненье...
А ты – полна тревожного сомненья,
Поникла. Из очей сокрылся шумный зал,
И душу юную пленило размышленье...
Перед картиной пошлости людской,
Набросанной бессмертною рукою,
Быть может, в первый раз поникла ты с тоскою,
На миг забывши смех беспечный,
Быть может, в первый раз на ум пришли слова:
«Увы, ужель и жизнь вся наша – такова,
Бесплодны все мечтанья, пусты грезы,
И все бессильны мы пред царством мертвой прозы...»
Нет... верь, дитя, пока средь общего страданья,
Средь пошлой прозы, скучной суеты
Меж нами будет жить такое пониманье,
Такая ж грусть, с какой поникла ты,
Я верю, не умрет любовь и упованья,
И не завянут грезы и мечтанья.

Мирра Лохвицкая. Сафо в гостях у Эрота

Безоблачным сводом раскинулось небо Эллады,
Лазурного моря прозрачны спокойные волны,
Средь рощ апельсинных белеют дворцов колоннады,
Создания смертных слились с совершенством природы.

О, тут ли не жизнь, в этой чудной стране вдохновенья,
Где все лишь послушно любви обольстительной власти?
Но здесь, как и всюду, таятся и скорбь, и мученья,
Где волны морские – там бури, где люди – там страсти.

На холм близ Коринфа, где высится храм Афродиты,
Печальная путница входит походкой усталой.
Разбросаны кудри, сандалии пылью покрыты,
И к поясу лира привязана лентою алой.

Небесный сад

Есть в небе сад невянущий
Для детских душ, для радостных,
Земною тьмой нетронутых,
Земных страстей не знающих.

Цветут там, распускаются,
Все лилии душистые,
Все алые тюльпанчики
Да гиацинты синие.

Над ними с тихой музыкой
Порхают чудо-бабочки:
Крыло одно – лазурное,
Другое – золотистое.

Поют они на лилиях
Серебряные песенки,
На розовых тюльпанчиках
Переливают радугой.

Андрей Белый. Асе

В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге
Растворена так странно страсть моя...
Пробьет прибой на белопенном бреге,
Плеснет в утес соленая струя.

Вот небеса, наполнясь, как слезами,
Благоуханным блеском вечеров,
Блаженными блистают бирюзами
И – маревом моргающих миров.

И снова в ночь чернеют мне чинары.
Я прошлым сном страданье утолю:
Сицилия... И – страстные гитары...
Палермо, Монреаль, Радес... Люблю!..

Максимилиан Волошин. Отрывок из Тиволи

Фонтаны, аллеи... Запущенный сад...
Развалины старого дома...
Я все это видел когда-то давно...
Мне все это с детства знакомо...
Должно быть из сказок, наивно-простых,
Украшенных мыслью немецкой,
Которые в жизни цветут только раз
На почве фантазии детской.
И тают, как снежный узор на стекле,
При первом дыхании мысли...
В аллеях зеленый сырой полумрак,
Пушистые ветви нависли.
Горячий, трепещущий солнечный луч
Пробился сквозь ветви платана...
Блестя в темноте, и поет и звенит
Холодная струйка фонтана.
Зацветшие мраморы старых террас,
Разросшийся плющ на пороге...
В таинственных гротах одетые мхом
Забытые, старые боги...

Валерий Брюсов

Давно ушел я в мир, где думы,
Давно познал нездешний свет.
Мне странны красочные шумы,
Страстям – в душе ответа нет.

Могу я медлить миг мгновенный,
Но ввысь иду одной тропой.
Кто мне шепнул о жизни пленной?
– Моя звезда! я только твой.

Он пишет о своей встрече с баобабом, который задает тупые вопросы с запахом савецкава педоинститута...

Че те делать больше не х#й что-ли я не понимаю, или спросить больше не о чем ?