Смерть не любит смертолюбов,
Призывателей конца.
Любит зодчих, лесорубов,
Горца, ратника, бойца.
Глядь, иной из некрофилов,
С виду сущее гнилье,
Тянет век мафусаилов —
Не докличется ее.
Жизнь не любит жизнелюбов,
Ей претит умильный вой,
Пухлость щек и блеск раструбов
Их команды духовой.
Несмотря на всю науку,
Пресмыкаясь на полу,
Все губами ловят руку,
Шлейф, каблук, подол, полу.
Вот и я виюсь во прахе,
О подачке хлопоча:
О кивке, ресничном взмахе,
О платке с ее плеча.
Дай хоть цветик запоздалый
Мне по милости своей —
Не от щедрости, пожалуй,
От брезгливости скорей.
Ах, цветочек мой прекрасный!
Чуя смертную межу,
В день тревожный, день ненастный
Ты дрожишь – и я дрожу,
Как наследник нелюбимый
В неприветливом дому
У хозяйки нелюдимой,
Чуждой сердцу моему.

Только ассоциативные мысли.
И тоже с пометкой (с)
Во сыром бору – отчизне
Расцветал цветок,
Непостижный подвиг жизни
Совершал, как мог...
Побледнел, упал на хвою –
И чудно ему,
Что хотел-то он на волю,
А попал в тюрьму.
Ты не вянь, не вянь, цветочек,
Если что не так...
Твой голубенький платочек
Разгоняет мрак.
Чем больше женщину (или жизнь и смерть) мы любим, тем меньше нравимся мы ей.
В женщине мы можем любить (на уровне сознания) лишь себя – лишь своё представление о женщине (=своё отражение в женщине), а не представление женщины о ней самой (=отражение женщины в нас). Возникает диссонанс, разрыв между нашими разными представлениями (казалось бы) об одном и том же. И возникает конфликт между нашим (снаружи) представлением о женщине (=о самих себе) и представлением (изнутри) женщины о самой себе (=о нас). Это - конфликт (Самого Себя с Самим Собой) разных точек зрения Самого Себя на Самого Себя. И этот конфликт так или иначе явно обнаруживает себя. Но большей частью он (конфликт) скрыт от нас в тайне, хотя в тайне, вероятно, никакого конфликта и нет. )
Мы (вдруг) обнаруживаем, что тот, кто нас (казалось бы) любит, любит совсем не нас (не наше представление о себе). Он любит своё (только одному ему и известное) представление о нас. Он (по сути) влюблён не в нас, а в самого себя. Хотя думает, что любит нас.
Да и может ли он любить нас? Ведь только мы и знаем о нашем представлении о нас (и больше никто).
Представим, что мы – жизнь (и смерть). И вот мы вышли (что называется) в люди. И что же мы видим? Мы видим толпы самовлюблённых фанатов, которым до нас (на сознательном уровне) нет никакого дела. Они упиваются лишь собой. Мы для них – лишь (условно говоря) кусок дерева (икона, идол, пустое место). Им до нас (до жизни, до смерти) нет никакого дела.
И только на подсознательном (скрытом) уровне мы и видим любовь именно к нам (к жизни, к смерти). И только вот эта подсознательная (не осознаваемая влюблёнными в нас) любовь нам и дорога. Вот только видеть эту подсознательную любовь на сознательном уровне (в свете сознания) мы тоже не можем. Мы (жизнь и смерть) «видим» (тайную для влюблённых) любовь к нам в тайне от самих себя (в тайне от жизни и смерти).
Т. е. любовь есть, но лишь как тайна (как что-то скрытое от глаз). На сознательном уровне – сплошной эгоизм (самовлюблённость, нарциссизм).
Впрочем, всё это лишь утрированно. По сути (никакого, чёткого) различия между тайным (подсознательным) и явным (сознательным) нет. И если мы соизволим, мы можем увидеть не сплошной эгоизм, а сплошную любовь. Между эгоизмом и любовью (по сути) нет никакой разницы. Мы видим эгоизм (в любви) лишь в той мере, в какой эгоистичны сами. Мы видим любовь (в эгоизме) лишь в той мере, в какой сами влюблены.
глупый я человек. мне понятны только первые три четверостишия.