Как в жизни часто ошибаясь, теряем тех, кем дорожим, чужим понравиться пытаясь, порой от ближнего бежим,

Как в «жизни» (=в приёме пищи=Яда – в питании абсолютной пустотой) часто ошибаясь (=не находя достаточно Яда – не находя абсолютно никакой ценности в съеденной пустоте),
съедаем (=теряем в своём чреве) тех, кем дорожим (=кого хочется съесть, уничтожить, кто разжигает наш аппетит на свою голову – своей одеждой, притворством, Игрой). Мы кладём в рот конфету, а это (всегда оказывается) лишь фантик без содержимого.

«Чужим понравиться пытаясь» - желая потеряться (пропасть навсегда?) в чужом чреве, быть съеденными (именно) «чужими», а не «своими». Мы (зная о «своей» ничто-жности =не-съедобности =бес-смертности) пытаемся обмануть (одеждой, ломанием комедии, Игрой) тех (точно таких же ничто-жеств), кто пытается (в свою очередь) обмануть (надуть) нас. Занимаемся с «чужими» (всегда) взаимным надувательством (набиванием цены пустоте) – (всегда) взаимной «любовью».

"Своим" (знающим нас вблизи) мы не можем нравится. "Лицом к лицу лица не увидать, большое (=притворное, надувательное) видится (только) на рас-стоянии". Вблизи всё "большое" (всегда) сдувается и лопается ("лица стёрты, краски тусклы - то ли люди, то ли куклы").
Ничто-жество в нас – одно на всех – «бог» (=мы сами, единые во всех). Мы стесняемся (стыдимся, тщательно скрываем) «бога» (=самого себя) в «себе» и «других».

«Порой от ближнего бежим» - бережём «себя» для (красивых всегда лишь издалека) «дальних», спасаясь от (мерзких, тошно-творных) «ближних». При этом любое (всякое) «красивое далёко» вблизи (всегда) видится (именно) как мерзкое и тошно-творное.

«Возносим тех, кто нас не стоит» - набиваем цену такому же ничто-жеству (=«богу»), как мы сами. Возносим – делаем далёким и прекрасным («халифом на час»). Но разве всякое ничтожество (дерьмо) нас (=дерьма и ничтожества) не стоит? Дерьмо, оно и в Африке – дерьмо. «Око за око, зуб за зуб». За точностью в расчётах следит сам «бог» (который это самое «дерьмо» =ничто-жество и есть).

«А самых верных предаем» - съедаем свои (самые близкие ко рту) испражнения (=фантики, формы), не взирая на их горечь и мерзо-пакостность (=на их абсолютную незначительность, не-ценность, не-сытность для нас).
«Кто нас так любит, обижаем» - поедаем тех, кто поедает нас – своё отражение в зеркале Ума – питаемся (своими собственными) призраками и привидениями.

«А сами извинений ждем» - ждём ответных предательств (=прощений, забвений =убийств, развлечений, потех). Ждём продолжения банкета - спасения от «смерти» =от бес-смертия в вечности – от вечной бес-смертной «жизни» в абсолютной пустоте «самого себя» (=«бога»). Мы (вероятно) ждём и надеемся, что пустота (=наша сущность) каким-то чудом (по волшебству?) перестанет быть пустой.
«…
Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолете
И бесплатно покажет кино.
С днем рожденья поздравит
И, наверно, оставит
Мне в подарок пятьсот эскимо…»

Но это может случиться лишь при (некотором) отказе от форм (от фантиков, от одежд). Только наличие фантиков делает "бога" чем-то пустым. Поэтому необходимо сжечь (съесть, уничтожить) все фантики (все одежды "бога"). Необходимо оставить "бога" "в чём мать родила" (=уничтожить всех "людей" и весь "мир") =про-снуться из сно-видения о "жизни" "бога" в мире форм. Другого выхода "нет" (?).

Невозможно прожить жизнь без ошибок...

Никого не возношу, никому не пытаюсь понравиться. Принимаю людей, такими, какие они есть и не строю на их счёт никаких иллюзий. А Я - эт Я. Кому не нравлюсь - дорога нафиг без пробок