А вы за что любите Родину?

Все сказано выше....

Духом я о России скорблю.
Её годы-страницы листаю.
Я ведь Родину очень люблю,
А за что? Никогда не узнаю.
И не надо мне этого знать,
Те слова не для смертного слуха.
Мне довольно, что чёртова рать
Знает силу скорбящего духа.

Н Зиновьев

Она же не женщина что бы её любить

За природу, язык (культурный) и людей (но далеко не всех)

я у неё есть. такая хорошая и противоречивая. как она....

За то что я тут родился

за природу, за то, что я носитель великого языка, за традиции, за культуру. В общем все, исключая государство

Я узнал, что у меня
Есть огpомная семья -
И тpопинка, и лесок,
В поле каждый колосок!

Речка, небо голубое -
Это все мое, pодное!
Это Родина моя!
Всех люблю на свете я!

Любой Русский, ответит тоже самое, ЗА МОГИЛЫ.

Родина у нас понятие не материальное, а исключительно духовное. Ею настойчиво предлагается считать не страну, не государство, а идею. И пусть она меняет названия — имперская, социалистическая, суверенно-демократическая. Суть от этого не меняется. Воспаленные, но повсеместные призывы построить где-нибудь по границам Кубани и Ставрополья великую кавказскую стену пробудили странное воспоминание. До августовского путча оставался год, великая держава приказывала долго жить, и моему случайному тогдашнему собеседнику это, как и большинству сограждан, не нравилось. Он не был отчаянным патриотом, он не говорил слова «родина» , он даже оборот «моя страна» использовал с каким-то смущением, будто опасаясь излишнего пафоса. Балтия уходила, и я его спросил: а, скажем, если бы республик в нашей с ним стране было не 15, а 16, этой 16-й была бы, допустим, Монголия — ее свободолюбивый порыв он тоже воспринимал бы с горечью? Я ничего не имел против Монголии, да и вообще, кроме человека по фамилии Цеденбал, мы знали еще, может быть, про существование первого монгольского космонавта… Собеседник долго мялся и наконец признался: да. Смотреть вослед уходящей Монголии ему было бы так же горько…
Советские люди, которые рассказывали про свою власть недобрые анекдоты, чрезвычайно негодовали, когда из их большой страны уходили литовцы, латыши и эстонцы.
Про эти страны они знали две вещи: там живут ненавидящие русских фашисты, а все тамошнее благополучие было достигнуто за счет советских людей и в советское время. Этого было вполне достаточно для того, чтобы к Литве, Латвии и Эстонии относиться так, как перед этим относились к эмигрантам из СССР, которым социалистическая родина дала все.
Потом уходила Грузия, и в этом тоже было что-то очевидно антироссийское. А затем дошло дело до Чечни, и это было совсем уж возмутительно — разваливать Россию!
Со стереотипами иногда получаются истории очень поучительные. Решив, что чеченцы и в самом деле надумали отделиться, россияне поначалу словно растерялись перед обилием возможных интерпретаций. И только непривычные еще по тем временам масштабы кровопусканий несколько притормозили процесс постановки задачи. Это получилось, когда смолкли пушки и все вроде бы стало на свои места. Чеченцы, а заодно и все прочие кавказцы стали в общем представлении пережитком дикарского человеческого прошлого, по чьему-то недосмотру сохранившегося до наших дней. И после этого кредо уже окончательно вызрело:
идеальным вариантом был бы, конечно, Кавказ без кавказцев, потому что прадеды за него кровь проливали, территория стратегическая и вообще исконно русская. Но поскольку атомную бомбу на них не кинешь без ущерба для себя, то пусть остаются. Но это должна быть резервация, отделенная стеной или рвом. И бог с ними, с прадедами.