я знаю другое ,когда все обрушились на русского национального поэта первого из крестьянских принцев ,расстрелянного в 1937 году Н.А.Клюева ,Мандельштам писал о нем "Клюев пришел с величавого олонецкого края ,где русский быт и русский язык покоится в первозданном виде и Эллинской важности " блестяще сказано ,этот тщедушный еврей ,о котором Саломея Багратиони сказала ,что лучше с козлом чем с ним ,обладал фантастической смелостью и отчаянностью ,в эпоху всеобщего лизания задницы вождю народов Сталины он написал потрясающие строки .а потом ссылка. Колыма и смерть и закопали в общей яме

За гремучую доблесть грядущих веков,
‎За высокое племя людей, -
Я лишился и чаши на пире отцов,
‎И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,
‎Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
‎Жаркой шубы сибирских степей...

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
‎Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
‎Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течёт Енисей
‎И сосна до звезды достаёт,
Потому что не волк я по крови своей
‎И меня только равный убьёт.

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей,

И хрупкой раковины стены,
Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем...
https://eeefm.com/song/30511553/gennadij-ponomarev_-_rakovina-g.-ponomarev-o.mandelshtam/
Влюбилась с первой ноты... рекомендую слушать...

​Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Импрессионизм

Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.

Он понял масла густоту -
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.

А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет,-
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.

Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.

Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть
Узора милого не зачеркнуть.может Осипа Мандельштама вы имели ввиду-

Невыразимая печаль
Открыла два огоромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая -
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

Осип, Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.

От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Я скажу это начерно, шопотом потому что еще не пора:достигается потом и опытом безотчетного неба игра. и под временным небом чистилища забываем мы часто о том,что счастливое небохранилище -раздвижной и прижизненный дом.

Я наравне с другими хочу тебе служить,от ревности сухими губами ворожить.Не утоляет слово мне пересохших уст,и без тебя мне снова дремучий воздух пуст.Я больше не ревную,но я тебя хочу,и сам себя несу я как жертву палачу.

Нежнее нежного
Лицо твоё,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки;
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.

О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!

Сусальным золотом горят
В лесах рождественские ёлки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь

из записок-"Дни тянутся за днями,словно ждешь чего то и уже не можешь перестать ждать..."Это он находился в больнице г.Чердынь,где пытался покончить жизнь самоубийством,выбросившись из окна.

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью,— что может быть печальней.—
На веки чуткие спустился потолок,

Я приехал в свой город, знакомый до слез. До прожилок, до детских припухших желёз. Ты вернулся сюда, так глотай же скорей рыбий жир ленинградских речных фонарей

Я вернулся в мой город,знакомый до слез,до прожилок,до детских припухших желез,я вернулся сюда,так глотай же скорей,рыбий жир ленинградских ночных фонарей