Вопросы с тегом «рев» · страница 4

Смотрели миниатюру камеди клаб "Иван царевич и Аленушка? играет Гарик Харламов и Александр Рева?? ))))и как?

Интересно, кашель только в моём исполнении звучит, как рев раненного тираннозавра?

Какие у вас ассоциации с капсом, по мне так рев, крупными буквами?

Сколько лет Александре Реве?

Если вам не нравится шелест моих крыльев, возможно вы оцените рёв моей метлы?

Кто это движется с рёвом и грохотом )))?

Муравьишко пытается пересечь шоссе. 60 см проползёт, и, услышав рёв машины, возвращается обратно. Когда это повторилось несколько раз подошла женщина, взяла его на ладонь, сказала: "Миленький,я помогу тебе" и перенесла его в траву. Отчего такое участие к маленькому муравью?

Смелость — это не всегда львиный рев. Иногда это тихий голос в конце дня, говорящий: «Я снова попробую завтра».

Вам нравятся машины беззвучные или с рёвом мотора?

за окном слышу рев строительной техники выглядываю - никого нет

ты сможешь бросить все ?одеть шинель и взять ружье, и в ополчение пойти ,ты слышишь рев и хор, голов кричит -- мочи хохлов - ты будешь с теми кто пойдет ? спасать славян от нечисти фашисткой ?

интересную взаимосвязь почерпнул на просторах интернета. Ревность и Верность, противоположности. корни Рев и Вер. в первом случае Ревут, во втором Верят. корни зеркальны. подскажите схожие слова.

Русский СУ-24 произвел над "Дональд Кук" двенадцать учебных атак, ездил по локаторам брюхом, глушил ревом двигателя … Улетая, он помахал крыльями, и даже ... что он показал средний палец правой руки. )))

Кто там про гимн спрашивал???Ответ:Ко дню гибели Моозеса Путро 24 ноября 1919 года в окрестностях Митрофаньевского кладбища. В 1848 году в живописной де¬рев¬не Кюл¬ли¬зи при¬хо¬да Туу¬та¬ри (Tuu¬tari), расположенной у подножья Дудергофа, в семье Путро, крепкой крестьянской семье ингерманландских финнов, родился мальчик, которого назвали Моозесом.По окончании школы Моозес поступил в духовную семинарию, открытую при кирхе Св.Петра в Колпанах под Гатчиной. Семинария готовила лю¬те¬ран¬ско-еван¬ге

из колода раздавался рёв детишек а карабасик с дуремарчиком всё лили и лили туда воду==вы посмотрели спокойны ночи малышы

- Кона, рядом! - Ольгерд мгновенно отдал команду Коне, вставая так, что бы оказаться между волчице и темнеющим проходом, в противном случае если бы Кона ринулась в атаку, он бы ее не остановил - Кона, стоять!- Я убью тебя, Ольгерд! - из темноты прохода выскочила Ольри Лори, размахивая универсальным десантным ножом, блеск глаз даже в темноте выдавал злобу и ярость в ее душе, она быстро приблизилась к Ольгерду и уперла нож ему в грудь - Слышишь, я убью тебя!- Бей! - Ольгерд оставался спокоен, в целом ему было все равно ударит Ольри его в грудь или нет, он действительно устал от всего, а смерть его уже давно не пугала, он воспринимал смерть, как сопутствующий фактор своей профессии - Что, ты, медлишь?Ольри взглянув ему в глаза, его спокойные и даже равнодушные аридские серо-стальные глаза, выронила нож, и, разревевшись, прижалась к Ольгерду, орошая слезами его грудь. Ольгерд стоял и разочаровано смотрел на Ольри, в голове промелькнула мысль: "Даже зарезать не могу! Что за наказание?". Тем временем Ольри не прекращая своего рева, вдруг обхватила руками шею Ольгерда и, подтянувшись, стала неистово целовать лицо и губы Ольгерда, шепча при этом: "Я хочу тебя! Как я хочу тебя! Я убью тебя! Убью тебя...".- Дана Ольри, Вы, определились: либо Вы меня хотите, либо Вы меня убиваете! А то, как-то не логично... Хотя наверно, Вы, знаете толк в извращениях? - раздосадовано произнес Ольгерд, но в действиях Ольри, что-то показалось очень знакомым, оставалось только проверить, свою догадку, Ольгерд повернулся к Коне, с висящей на шее Ольри, которая продолжала неистово целовать Ольгерда, а он, погладив Кону, правой рукой, по загривку произнес, указав жестом левой руки в сторону океана - Океан там, а, я, как видишь занят...

Царь просыпается утром после юбилея от дикого рёва. -- Что за звук? - интересуется. -- Да Змей Горыныч, которого вчерась подарили, жрать хочет! -- И чего он жрёт? -- Девиц невинных!! Царь чешет репу: -- Жаль зверька, сдохнет он у нас...

Чувства без разума - как мотор без колес: рева много, движения нет.

Если вам не нравится шелест моих крыльев, возможно вы оцените рев моей метлы..

Начну я с поздравления дам.Желаю бабок больше вам,Чтоб не долбали нам мозги.И помолчать чтобы могли.Поехать летом вам на море,Чтоб мужикам пожить на воле.А на обратной бы дороге,Упасть вам в чёртовы чертоги.Тем, кто услышит этот стих,Поднять ужасный рёв и крик.Хоть в нём и много перца,Зато поздравил я от сердца!

Сергей, привыкший, что женщины восторгаются футболом, пусть и ради того, чтобы ему угодить, был потрясен этим небрежным ответом.

— Ты не любишь футбол? ― повторил он, давая ей еще один шанс подумать и снискать его милость.

— Да я как-то никогда не думала о нем. Во всяком случае, в школе в футбол не играла и болеть за команду не любила, ― призналась Алисса, подняла его пиджак и аккуратно отложила в сторону, чтобы сесть. Свисающий со столика галстук тоже раздражал ее, но она сдержалась и не стала его поднимать. В конце концов, она не горничная. ― Я не была спортивной девочкой.

Да, она была тонкокостной и хрупкой, и сама мысль о ней на футбольном поле показалась Сергею нелепой. Он властно щелкнул пальцами, и официант, застывший у двери, подскочил, чтобы принять заказ. Принесли высокую бутылку водки, которая была разлита по рюмкам. Алисса приняла свою, жалея, что не может задать некоторые из множества вопросов, вертящихся у нее на языке. Но ей нельзя рисковать, чтобы не выдать себя. Стараясь не поморщиться от крепости напитка, она сделала крошечный глоток.

— Ты и водку не любишь? — усмехнулся Сергей, недоумевая, почему она так напряжена, сидит на самом краешке дивана, старательно сохраняя дистанцию между ними.

При этом замечании, которое предполагало, что она не оправдывает его надежды, Алисса посчитала самым благоразумным запрокинуть голову и залпом допить то, что осталось в рюмке. Появилась еще одна бутылка и новая пара стаканов.

— Попробуй это, и посмотрим, может, оно больше тебе по вкусу, ― это шотландский скотч, ― лениво сообщил ей Сергей.

— Все нормально... просто я вообще мало пью. ― Алисса продолжала сжимать свою пустую рюмку, так легче было отказаться от еще одной порции.

— Тебе следует наслаждаться алкоголем, пока еще можно.

Алисса недоумевала ― что он имел в виду? Может, если она станет его женой, то ей больше не будет позволено выпивать? Внезапный резкий вопль мужчин в комнате, сопровождаемый ревом зрителей на трибунах, отвлек ее внимание.

— О, забили гол, да? ― весело прокомментировала она. ― Здорово!

— Алисса, ― мягко проговорил Сергей, ― гол забила другая команда, не моя.

Щеки ее вспыхнули румянцем.

БАСНЯ О приватизации: Затеял Лев, реформы у зверей ! Медведь приватизировал ручей! Волкам достались выпас, лес и поле! А Овцы ? Оказались вдруг в неволе! Казалось бы течёт себе ручей, он раньше, вроде был совсем ничей ! Все дружно шли к нему на водопой - теперь порядок стал совсем другой ! Медведь охрану выставил к ручью! И знай, вздувает цену за питьё. Без водопоя овцам не житьё. А волки, при своей лихой натуре, повадились сдирать с овец по шкуре . И слышится вокруг, со всех сторон: ГОЛОДНЫЙ РЁВ и БЕЗНАДЁЖНЫЙ СТОН! Что б ропот и волненье прекратить, Лиса Закон берётся сочинить ! Зверью копытно-жвачного сословия, присущи ЭКСТРЕМИЗьМ и КСэНОФОБИЯ. А их рога, как части организма- свидетельство врождённого фашизма !!! Коль будут против власти бунтовать - бунтовщиков ,на месте убивать! Их шкуры подлежат ПРИВАТИЗАЦИИ . Копыта и рога утилизации! А рынок при такой приватизации прямым путём придёт к «цивилизации» ! " (СЕЙ ОПУС НЕ МОЁ)

Чтобы правильно расти,
Надо маму завести.
Мама - очень зверь полезный,
Лучше прямо не найти!
Если ты захочешь кушать -
Стоит только заорать,
Прибегает мама тут же,
Будет сиську предлагать.
Если ты поел немало,
Но еще не хочешь спать -
Чтобы мама не скучала,
Можно снова заорать.
Мама на руки возьмет,
Мама песенку споет,
Мама сказочку расскажет,
Спляшет, мячик принесет!
Если спать захочешь все же,
Лучше рядом с мамой лечь -
Пусть поспит немного тоже,
Маму надобно беречь.
К боку теплому прижмись,
Сладко - сладко потянись,
Перед сном, что мама рядом,
Непременно убедись.
Если ты глаза откроешь
И увидишь - мамы нет,
Ты, конечно, рев устроишь,
Разорешься на чем свет.
Прибежит она бегом,
Истекая молоком.
Мама - зверь домашний очень,
Не уходит далеко.
Хочешь быть счастливым самым,
Значит слушай мой совет:
Заводи скорее маму -
Лучше мамы зверя нет!

Метель ревет, как седой исполин,
Вторые сутки не утихая,
Ревет как пятьсот самолетных турбин,
И нет ей, проклятой, конца и края!

Пляшет огромным белым костром,
Глушит моторы и гасит фары.
В замяти снежной аэродром,
Служебные здания и ангары.

В прокуренной комнате тусклый свет,
Вторые сутки не спит радист,
Он ловит, он слушает треск и свист,
Все ждут напряженно: жив или нет?

Радист кивает: - Пока еще да,
Но боль ему не дает распрямиться.
А он еще шутит: мол, вот беда -
Левая плоскость моя никуда!
Скорее всего, перелом ключицы...

Где-то буран, ни огня, ни звезды
Над местом аварии самолета.
Лишь снег заметает обломков следы
Да замерзающего пилота.

Ищут тракторы день и ночь,
Да только впустую. До слез обидно.
Разве найти тут, разве помочь -
Руки в полуметре от фар не видно?

А он понимает, а он и не ждет,
Лежа в ложбинке, что станет гробом.
Трактор если даже придет,
То все равно в двух шагах пройдет
И не заметит его под сугробом.

Сейчас любая зазря операция.
И все-таки жизнь покуда слышна.
Слышна, ведь его портативная рация
Чудом каким-то, но спасена.

Встать бы, но боль обжигает бок,
Теплой крови полон сапог,
Она, остывая, смерзается в лед,
Снег набивается в нос и рот.

Что перебито? Понять нельзя,
Но только не двинуться, не шагнуть!
Вот и окончен, видать, твой путь!
А где-то сынишка, жена, друзья...

Где-то комната, свет, тепло...
Не надо об этом! В глазах темнеет...
Снегом, наверно, на метр замело.
Тело сонливо деревенеет...

А в шлемофоне звучат слова:
- Алло! Ты слышишь? Держись, дружище! -
Тупо кружится голова...
- Алло! Мужайся! Тебя разыщут!.. -

Мужайся? Да что он, пацан или трус?!
В каких ведь бывал переделках грозных.
- Спасибо... Вас понял... Пока держусь! -
А про себя добавляет: "Боюсь,
Что будет все, кажется, слишком поздно..."

Совсем чугунная голова.
Кончаются в рации батареи.
Их хватит еще на час или два.
Как бревна руки... спина немеет...

- Алло!- это, кажется, генерал.
- Держитесь, родной, вас найдут, откопают...-
Странно: слова звенят, как кристалл,
Бьются, стучат, как в броню металл,
А в мозг остывший почти не влетают...

Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,
Как мало, наверное, необходимо:
Замерзнув вконец, оказаться в тепле,
Где доброе слово да чай на столе,
Спирта глоток да затяжка дыма...

Опять в шлемофоне шуршит тишина.
Потом сквозь метельное завыванье:
- Алло! Здесь в рубке твоя жена!
Сейчас ты услышишь ее. Вниманье! -

С минуту гуденье тугой волны,
Какие-то шорохи, трески, писки,
И вдруг далекий голос жены,
До боли знакомый, до жути близкий!

- Не знаю, что делать и что сказать.
Милый, ты сам ведь отлично знаешь,
Что, если даже совсем замерзаешь,
Надо выдержать, устоять! -

Хорошая, светлая, дорогая!
Ну как объяснить ей в конце концов,
Что он не нарочно же здесь погибает,
Что боль даже слабо вздохнуть мешает
И правде надо смотреть в лицо.

- Послушай! Синоптики дали ответ:
Буран окончится через сутки.
Продержишься? Да?
- К сожалению, нет...
- Как нет? Да ты не в своем рассудке! -

Увы, все глуше звучат слова.
Развязка, вот она - как ни тяжко.
Живет еще только одна голова,
А тело - остывшая деревяшка.

А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?!
Держись! Часов через пять рассвет.
Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!
Ну есть ли хоть шанс?
- К сожалению, нет... -

Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.
Как трудно последний привет послать!
И вдруг: - Раз так, я должна сказать! -
Голос резкий, нельзя узнать.
Странно. Что это может значить?

- Поверь, мне горько тебе говорить.
Еще вчера я б от страха скрыла.
Но раз ты сказал, что тебе не дожить,
То лучше, чтоб после себя не корить,
Сказать тебе коротко все, что было.

Знай же, что я дрянная жена
И стою любого худого слова.
Я вот уже год тебе неверна
И вот уже год, как люблю другого!

О, как я страдала, встречая пламя
Твоих горячих восточных глаз. -
Он молча слушал ее рассказ,
Слушал, может, в последний раз,
Сухую былинку зажав зубами.

- Вот так целый год я лгала, скрывала,
Но это от страха, а не со зла.
- Скажи мне имя!..-
Она помолчала,
Потом, как ударив, имя сказала,
Лучшего друга его назвала!

Затем добавила торопливо:
- Мы улетаем на днях на юг.
Здесь трудно нам было бы жить счастливо.
Быть может, все это не так красиво,
Но он не совсем уж бесчестный друг.

Он просто не смел бы, не мог, как и я,
Выдержать, встретясь с твоими глазами.
За сына не бойся. Он едет с нами.
Теперь все заново: жизнь и семья.

Прости, не ко времени эти слова.
Но больше не будет иного времени. -
Он слушает молча. Горит голова...
И словно бы молот стучит по темени...

- Как жаль, что тебе ничем не поможешь!
Судьба перепутала все пути.
Прощай! Не сердись и прости, если можешь!
За подлость и радость мою прости! -

Полгода прошло или полчаса?
Наверно, кончились батареи.
Все дальше, все тише шумы... голоса...
Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!

Оно грохочет и бьет в виски!
Оно полыхает огнем и ядом.
Оно разрывается на куски!
Что больше в нем: ярости или тоски?
Взвешивать поздно, да и не надо!

Обида волной заливает кровь.
Перед глазами сплошной туман.
Где дружба на свете и где любовь?
Их нету! И ветер как эхо вновь:
Их нету! Все подлость и все обман!

Ему в снегу суждено подыхать,
Как псу, коченея под стоны вьюги,
Чтоб два предателя там, на юге,
Со смехом бутылку открыв на досуге,
Могли поминки по нем справлять?!

Они совсем затиранят мальца
И будут усердствовать до конца,
Чтоб вбить ему в голову имя другого
И вырвать из памяти имя отца!

И все-таки светлая вера дана
Душонке трехлетнего пацана.
Сын слушает гул самолетов и ждет.
А он замерзает, а он не придет!

Сердце грохочет, стучит в виски,
Взведенное, словно курок нагана.
От нежности, ярости и тоски
Оно разрывается на куски.
А все-таки рано сдаваться, рано!

Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?
Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!
Чудо? Вы скажете, нужно чудо?
Так пусть же! Считайте, что чудо есть!

Надо любою ценой подняться
И, всем существом устремясь вперед,
Грудью от мерзлой земли оторваться,
Как самолет, что не хочет сдаваться,
А сбитый, снова идет на взлет!

Боль подступает такая, что кажется,
Замертво рухнешь в сугроб ничком!
И все-таки он, хрипя, поднимается.
Чудо, как видите, совершается!
Впрочем, о чуде потом, потом...

Швыряет буран ледяную соль,
Но тело горит, будто жарким летом,
Сердце колотится в горле где-то,
Багровая ярость да черная боль!

Вдали сквозь дикую карусель
Глаза мальчишки, что верно ждут,
Они большие, во всю метель,
Они, как компас, его ведут!

- Не выйдет! Неправда, не пропаду! -
Он жив. Он двигается, ползет!
Встает, качается на ходу,
Падает снова и вновь встает...

II


К полудню буран захирел и сдал.
Упал и рассыпался вдруг на части.
Упал, будто срезанный наповал,
Выпустив солнце из белой пасти.

Он сдал в предчувствии скорой весны,
Оставив после ночной операции
На чахлых кустах клочки седины,
Как белые флаги капитуляции.

Идет на бреющем вертолет,
Ломая безмолвие тишины.
Шестой разворот, седьмой разворот,
Он ищет... ищет... и вот, и вот -
Темная точка средь белизны!

Скорее! От рева земля тряслась.
Скорее! Ну что там: зверь? Человек?
Точка качнулась, приподнялась
И рухнула снова в глубокий снег...

Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп!
Ровно и плавно гудят машины.
И первой без лесенки прямо в сугроб
Метнулась женщина из кабины!

Припала к мужу: - Ты жив, ты жив!
Я знала... Все будет так, не иначе!.. -
И, шею бережно обхватив,
Что-то шептала, смеясь и плача.

Дрожа, целовала, как в полусне,
Замерзшие руки, лицо и губы.
А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:
- Не смей... Ты сама же сказала мне..

- Молчи! Не надо! Все бред, все бред!
Какой же меркой меня ты мерил?
Как мог ты верить?! А впрочем, нет,
Какое счастье, что ты поверил!

Я знала, я знала характер твой!
Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви!
И нужен был шанс, последний, любой!
А ненависть может гореть порой
Даже сильней любви!

И вот говорю, а сама трясусь,
Играю какого-то подлеца.
И все боюсь, что сейчас сорвусь,
Что-нибудь выкрикну, разревусь,
Не выдержав до конца!

Прости же за горечь, любимый мой!
Всю жизнь за один, за один твой взгляд,
Да я, как дура, пойду за тобой,
Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад! -

И были такими глаза ее,
Глаза, что любили и тосковали,
Таким они светом сейчас сияли,
Что он посмотрел в них и понял все!

И, полузамерзший, полуживой,
Он стал вдруг счастливейшим на планете.
Ненависть, как ни сильна порой,
Не самая сильная вещь на свете!

Скупая мужская слеза это,,,,женский рёв-это,,,,????