сердце и в глубине, как драгоценнейший дар, сохранило улыбку. Они мало
говорили между собой, и просты и обыкновенны были скупые речи; они редко
бывали вместе, разрозненные жизнью, - но полным страдания сердцем они
непрестанно искали друг друга; и никто из людей, ни сама жестокая судьба не
могла, казалось, догадаться, с какой безнадежной тоскою и нежностью любят
они. Уже давно, с рождения идиота, они перестали быть мужем и женою, и
похожи были они на нежных и несчастных влюбленных, у которых нет надежды на
счастье и даже сама мечта не смеет принять живого образа. И вернулись к
женщине потерянная стыдливость и желание быть красивой; она краснела, когда
муж видел ее голые руки, и что-то такое сделала со своим лицом и волосами,
от чего стали они молодыми и новыми и в строгой печали своей
странно-прекрасными. И когда приходил страшный запой, попадья исчезала в
темноте своей комнаты, как прячутся собаки, почувствовавшие начало
бешенства, и одиноко и молча выносила борьбу с безумием и рожденными им
призраками.
И каждую ночь, когда все спало, попадья неслышно прокрадывалась к
постели мужа и крестила его голову, отгоняя от нее тоску и злые мысли. Она
поцеловать бы его руку хотела, но не осмеливалась, и тихо уходила назад,
смутно белея во мраке, как те туманные и печальные образы, что ночью встают
над болотами и над могилами умерших и забытых людей. Леонид Андреев. Жизнь Василия Фивейского
•Я на землю смотрю с голубой высоты. \Я люблю эдельвейс, неземные цветы, \Что растут далеко от обычных оков, \Как застенчивый сон заповедных снегов. Константин Бальмонт
Литература
Абстрактно, - может ли сердце улыбаться? см. Леонида Андреева.
Том замер перед картиной, глядя на нее.
- Ну плюй же!
У мальчишки пересохло во рту.
- Том, давай! Живее!
- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!
- Ладно, я плюну за тебя!
Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.
- Она красивая, - повторил он.
- Иди уж, пока полиция…
- Внимание!
Очередь притихла. Только что они бранили Тома – стал, как пень! – а теперь все повернулись к верховому.
- Как ее звать, сэр? – тихо спросил Том.
- Картину-то? Кажется, «Мона Лиза» … Точно: «Мона Лиза» .
- Слушайте объявление, - сказал верховой. – Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять активное участие в уничтожении…
Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста… Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.
Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.
- Эй, Том, ты что же! – крикнул Григсби.
Не говоря ни слова, всхлипывая, Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку. Он бежал и бежал не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.
На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башки, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит. Спит мать, отец, брат. Тихонько, молча он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.
- Том? – раздался во мраке голос матери.
- Да.
- Где ты болтался? – рявкнул отец. – Погоди, вот я тебе утром всыплю…
Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.
- Ложись! – негромко прикрикнула на него мать.
Еще пинок.
Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.
Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.
Мир спал, освещенный луной.
А на его ладони лежала Улыбка.
Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова:
«Улыбка, чудесная улыбка… »
Час спустя он все еще видел ее, даже после того, как осторожно сложил и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним – Улыбка. Ласковая, добрая, она была там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.
Рэй Брэдбери.
Улыбка...
- Ну плюй же!
У мальчишки пересохло во рту.
- Том, давай! Живее!
- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!
- Ладно, я плюну за тебя!
Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.
- Она красивая, - повторил он.
- Иди уж, пока полиция…
- Внимание!
Очередь притихла. Только что они бранили Тома – стал, как пень! – а теперь все повернулись к верховому.
- Как ее звать, сэр? – тихо спросил Том.
- Картину-то? Кажется, «Мона Лиза» … Точно: «Мона Лиза» .
- Слушайте объявление, - сказал верховой. – Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять активное участие в уничтожении…
Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста… Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.
Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.
- Эй, Том, ты что же! – крикнул Григсби.
Не говоря ни слова, всхлипывая, Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку. Он бежал и бежал не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.
На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башки, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит. Спит мать, отец, брат. Тихонько, молча он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.
- Том? – раздался во мраке голос матери.
- Да.
- Где ты болтался? – рявкнул отец. – Погоди, вот я тебе утром всыплю…
Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.
- Ложись! – негромко прикрикнула на него мать.
Еще пинок.
Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.
Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.
Мир спал, освещенный луной.
А на его ладони лежала Улыбка.
Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова:
«Улыбка, чудесная улыбка… »
Час спустя он все еще видел ее, даже после того, как осторожно сложил и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним – Улыбка. Ласковая, добрая, она была там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.
Рэй Брэдбери.
Улыбка...
Роза Межидова
Мир памяти великого фантаста...
Обратите внимание, что в Библии чуть ли не на каждой странице упоминается сердце. По Священному Писанию, сердце является центром нашей духовной жизни. Оно" радуется", "скорбит", "сокрушается"," терзается"," веселится", " рвется от злобы ", " горит трепетным огнем", " может быть вместилищем кротости и смирения" и т . п. И конечно же, сердце может улыбаться. , коли оно способно испытывать всю полноту чувств. Мне кажется, многим - многим людям знакомо такое состояние, когда в сердце ощущается глубокий покой, теплота, тихая радость. Наверное, в такие минуты сердце улыбается, именно улыбается, а не смеётся, не веселится. Тихая радость, такая благостная. " Душа поет , " - говорим обычно мы. Такие ощущения обычно бывают после того, как делаешь что - то хорошее, полезное, важное, доброе для другого человека или для других людей. Здесь уместно вспомнить знаменитое изречение Паскаля : "Сердце имеет свои причины, неизвестные уму. . Сердце, а не разум чувствует Бога ".
Роза Межидова
Спасибо, Фаина!
Похожие вопросы
- В чем сущность проклятия зверя? см. Леонида Андреева.
- Лжет ли людям Сатана? см. Леонида Андреева.
- ЗАЧЕМ НУЖНЫ БЫЛИ СЕРЕБРЕННИКИ ИУДЕ ИСКАРИОТУ? см. Леонида Андреева
- Мошенничают ли мыслители в отличие от строителей? см. Леонида Андреева. Дневник Сатаны
- По мотивам рассказа Леонида Андреева "Иуда Искариот" - можно ли из трех камней выжать хлеб себе на пропитание?
- По мотивам рассказа Леонида Андреева "Иуда Искариот" - можно ли из трех камней выжать хлеб себе на пропитание?
- Россия, которую мы потеряли... Вспомним Леонида Андреева?
- Русская литература XXв, рассказ Леонида Андреева, смысл высказываний
- Кто нибудь читал Леонида Андреева и какие впечатления?
- Прочитала Леонида Андреева "Иуда Искариот"...Отличное произведение...Как вы думаете, что подвинуло Иуду на