В чем смысл трагедии? см. Тома Стоппарда.

Победные фанфары Фортинбраса переходят в похоронный марш: это музыка смерти, мелодия умирания, песня могилы завершает трагедию. Трагедия завершается смертью, «всеобщим умиранием» , это поистине «пир смерти» . В этом смысл трагедии. Умерли все — король, королева, Гамлет, Полоний, Лаэрт, Офелия, Гильденстерн, Розенкранц; Горацио остался жить из мужества — это подвиг. Так трагедия вплотную, вся пододвинулась к грани смерти, перешла за ее межу; вся ушла в смерть. И только здесь, наверху, по сю сторону межи протянута еще чуть-чуть нить фабулы — воинские почести, пальба, рассказы, похоронный марш, — а вся трагедия перешла на межу, потонула в смерти, переступила роковую грань, последнюю черту. Вот почему наверху остались только рассказ о трагедии, воспоминание о ней, похоронные почести и марш — все связанное со смертью, все то, что здесь говорит о смерти, ибо сама трагедия вся ушла в смерть и молчание.

...Их конец —
Награда за пронырство. Подчиненный,
Не суйся между старшими в момент,
Когда они друг с другом сводят счеты.

Розенкранц и Гильденстерн, которые когда-то были друзьями Гамлета, соглашаются участвовать в дьявольском замысле короля, вознамерившегося погубить наследника своего убитого брата. За это они и поплатились. А Полоний принимал слишком активное участие в происках короля-узурпатора, убийцы законного правителя, против законного наследника престола. Ради того, чтобы выслужиться перед новым повелителем Дании, ловкий придворный, не колеблясь, готов рискнуть счастьем дочери и собственной шкурой. И результат, как говорится, налицо.. .

Финал трагедии Шекспира, в сущности, является апофеозом справедливости: Гамлет наконец рассчитался с королем за смерть отца, а с Лаэртом — за собственную кончину; однако и Гамлета настигает кара за неумышленное убийство Полония и гибель Офелии.

И эта трагедия осталась для нас загадкой в конце обзора еще больше, чем в начале его. Не разгадать эту загадку — была цель эти строк, не раскрыть тайну Гамлета, а принять тайну как тайну, ощутить, почувствовать ее. И если загадочность и непостижимость произведения только усилились в этой интерпретации его, то это не прежняя, начальная его загадочность и непонятность, проистекавшие от внешней темноты трагедии и стоявшие помехой на пути к художественному ее восприятию, — а повое, глубокое, глубинное ощущение тайны, создавшееся в результате восприятия этой пьесы.

Трагедия в том, что наш смысл жизни приходится согласовывать с дураками. (Георгий Александров)