Тщетно тщится
щука ущемить леща.
Есть ли у Вас литературные ассоциации на тему этой скороговорки? Какие
они?
Литература
Тщетно тщится
щука ущемить леща.
Есть ли у Вас литературные ассоциации на тему этой скороговорки? Какие
они?
Игра в бисер. Скороговорки 5.
Тщетно тщится
щука ущемить леща.
Есть ли у Вас литературные ассоциации на тему этой скороговорки? Какие
они?
Юлия Соловьёва
62 217
"Рыболовный рассказ про щуку". Сергей Клинцов.
"Живцов мы не поймали ...Что случилось в этот погожий сентябрьский день с мелкой рыбешкой на реке Рессета - одному Богу ведомо. Не брала - и всё тут! Ни на мотыля, ни на червя, ни на сделанную тут же у реки манку ...После трапезы мы с Михаилом присели на бревнышко на берегу возле омута. в котором собирались поставить одну из жерлиц, закурили, и принялись бросать в воду хлебные корочки. ..В борьбе за корм рыбки норовили оттолкнуть друг дружку, а если одной удавалось ухватить кусочек побольше, то все остальные пытались отнять его у счастливицы ...
- Живцы! - улыбнулся Михаил, кивнув на рыбешек.
А потом философски заметил:
- Так и в жизни: не успеешь хоть что то получить, как у тебя это тут же хотят оттяпать! Он поднялся, подошел к лежащей на берегу жерлице и повесил на тройник хлебную горбушку ...И, действительно, начался цирк - рыбешки толкались, стараясь пробиться поближе к кормушке, ссорились, лезли со всех сторон. Вдруг они веером брызнули в стороны, кусок хлеба отлетел, а жерлица тихо заскрипела. Освобожденная леска стала тихо уходить на глубину ...-Тащи! - махнул я рукой. - Всё равно сойдет ...
Но она не сошла ...Без особых усилий Михаил вытащил на берег - эту несчастную килограммовую щуку. Один из крючков прочно засел в верхней челюсти.
- Дура! - только и сказал Михаил, собираясь по старой рыбацкой привычке сломать хребет щуке.
- Стой! - вдруг сам не зная почему, остановил я его. - Не надо!
Он понял меня без слов ...Мы отнесли щуку к берегу и опустили в воду. Она почему то не двинулась с места. Только когда Михаил легонько шлепнул по воде ладонью, рыба рывком ушла в глубину, подняв тучу брызг.
- Дура! - крикнул ей вслед Михаил и принялся вытирать залитые водой очки. На лице его сияла улыбка. Мы ехали в Москву на Мишином москвиче и всю дорогу молчали. На душе у нас почему-то было светло и легко. "
***
"Щука и лещ подружились" - детский рисунок.
" ...и в этот раз я нарисовала щуку и леща, которые подружились" (Аня Харланова)
"Живцов мы не поймали ...Что случилось в этот погожий сентябрьский день с мелкой рыбешкой на реке Рессета - одному Богу ведомо. Не брала - и всё тут! Ни на мотыля, ни на червя, ни на сделанную тут же у реки манку ...После трапезы мы с Михаилом присели на бревнышко на берегу возле омута. в котором собирались поставить одну из жерлиц, закурили, и принялись бросать в воду хлебные корочки. ..В борьбе за корм рыбки норовили оттолкнуть друг дружку, а если одной удавалось ухватить кусочек побольше, то все остальные пытались отнять его у счастливицы ...
- Живцы! - улыбнулся Михаил, кивнув на рыбешек.
А потом философски заметил:
- Так и в жизни: не успеешь хоть что то получить, как у тебя это тут же хотят оттяпать! Он поднялся, подошел к лежащей на берегу жерлице и повесил на тройник хлебную горбушку ...И, действительно, начался цирк - рыбешки толкались, стараясь пробиться поближе к кормушке, ссорились, лезли со всех сторон. Вдруг они веером брызнули в стороны, кусок хлеба отлетел, а жерлица тихо заскрипела. Освобожденная леска стала тихо уходить на глубину ...-Тащи! - махнул я рукой. - Всё равно сойдет ...
Но она не сошла ...Без особых усилий Михаил вытащил на берег - эту несчастную килограммовую щуку. Один из крючков прочно засел в верхней челюсти.
- Дура! - только и сказал Михаил, собираясь по старой рыбацкой привычке сломать хребет щуке.
- Стой! - вдруг сам не зная почему, остановил я его. - Не надо!
Он понял меня без слов ...Мы отнесли щуку к берегу и опустили в воду. Она почему то не двинулась с места. Только когда Михаил легонько шлепнул по воде ладонью, рыба рывком ушла в глубину, подняв тучу брызг.
- Дура! - крикнул ей вслед Михаил и принялся вытирать залитые водой очки. На лице его сияла улыбка. Мы ехали в Москву на Мишином москвиче и всю дорогу молчали. На душе у нас почему-то было светло и легко. "
***
"Щука и лещ подружились" - детский рисунок.
" ...и в этот раз я нарисовала щуку и леща, которые подружились" (Аня Харланова)
Если можно не учитывать "рыбную" терминологию, то пример такой тщетности, на мой взгляд, это один из моих любимых литературных героев Швейк, которого все время пытаются "ущемить" и все тщетно.
...
Швейк вошел в палатку, но заплатил только после того, как господин с пейсами раскупорил бутылку и дал ему попробовать. Коньяком Швейк остался доволен и, спрятав бутылку за пазуху, направился к вокзалу.
— Где был, подлец? — преградил ему дорогу подпоручик Дуб. — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, ходил за конфетами. — Швейк сунул руку в карман и вытащил оттуда горсть грязных, покрытых пылью конфет. — Если господин лейтенант не побрезгует… я их пробовал, неплохие. У них, господин лейтенант, такой приятный особый вкус, как у повидла. Под мундиром Швейка обрисовывались округлые очертания бутылки. Подпоручик Дуб похлопал Швейка по груди: — Что несешь, мерзавец? Вынь! Швейк вынул бутылку с желтоватым содержимым, на этикетке которой черным по белому было написано «Cognac».— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — проговорил Швейк, ничуть не смутившись, — я в эту бутылку из-под коньяка накачал немного воды. У меня от этого самого вчерашнего гуляша страшная жажда. Только вода там, в колодце, как видите, господин лейтенант, какая-то желтоватая. По-видимому, это железистая вода. Такая вода очень полезна для здоровья. — Раз у тебя такая сильная жажда, Швейк, — дьявольски усмехаясь, сказал подпоручик Дуб, желая возможно дольше продлить сцену, которая должна была закончиться полным поражением Швейка, — так напейся, но как следует. Выпей все сразу!... Швейк открыл бутылку, приложил ее ко рту, и напиток глоток за глотком исчез в его горле. Подпоручик Дуб оцепенел. На его глазах Швейк выдул все и бровью не повел,.. .
— ...Покажи колодец, из которого ты набрал эту воду! — Недалеко отсюда, господин лейтенант, вон за той деревянной палаткой. — Иди вперед, негодяй, я хочу видеть, как ты держишь шаг! «Действительно странно, — подумал подпоручик Дуб. — По этому негодяю ничего не видно!» Швейк шел, предав себя воле божьей. Что-то подсказывало ему, что колодец должен быть впереди, и поэтому он совсем не удивился, когда они действительно вышли к колодцу. Мало того, и насос был цел. Швейк начал качать, из насоса потекла желтоватая вода. — Вот она, эта железистая вода, господин лейтенант, — торжественно провозгласил он.... Подпоручик Дуб настолько ошалел, что выпил целый стакан воды, от которой у него во рту остался вкус лошадиной мочи и навозной жижи. ...— Ты чего здесь глазеешь? Пошел домой! Пять минут спустя Швейк появился в штабном вагоне у поручика Лукаша, таинственным жестом вызвал его из вагона и сообщил ему: — Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять, самое большее через десять минут я буду совершенно пьян и завалюсь спать в своем вагоне; ...— Изыди, бестия! — крикнул, но без гнева, поручик Лукаш, зато подпоручик Дуб стал в его глазах, по крайней мере, процентов на пятьдесят менее симпатичным, чем был до сих пор. Швейк осторожно влез в свой вагон и, укладываясь на своей шинели и вещевом мешке, сказал, обращаясь к старшему писарю и ко всем присутствующим:
— Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он и попросил его не будить…
Через полчаса подпоручик Дуб опомнился и вернулся к вагону. Но теперь уже было поздно — солдатам роздали черный кофе с ромом. Швейк уже встал и на зов подпоручика Дуба выскочил из вагона с быстротой молодой серны. — Дыхни на меня! — заорал подпоручик Дуб. Швейк выдохнул на него весь запас своих легких. Словно горячий ветер пронес по полю запах винокуренного завода. — Чем это от тебя так разит, прохвост? — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, от меня разит ромом. — Попался, негодяй! — злорадствовал подпоручик Дуб. — Наконец-то я тебя накрыл!
— Так точно, господин лейтенант, — совершенно спокойно согласился Швейк, — только что мы получили ром к кофе, и я сначала выпил ром. Но если, господин лейтенант, вышло новое распоряжение и следует пить сначала кофе, а потом ром, прошу простить. Впредь этого не будет.
...
Швейк вошел в палатку, но заплатил только после того, как господин с пейсами раскупорил бутылку и дал ему попробовать. Коньяком Швейк остался доволен и, спрятав бутылку за пазуху, направился к вокзалу.
— Где был, подлец? — преградил ему дорогу подпоручик Дуб. — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, ходил за конфетами. — Швейк сунул руку в карман и вытащил оттуда горсть грязных, покрытых пылью конфет. — Если господин лейтенант не побрезгует… я их пробовал, неплохие. У них, господин лейтенант, такой приятный особый вкус, как у повидла. Под мундиром Швейка обрисовывались округлые очертания бутылки. Подпоручик Дуб похлопал Швейка по груди: — Что несешь, мерзавец? Вынь! Швейк вынул бутылку с желтоватым содержимым, на этикетке которой черным по белому было написано «Cognac».— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — проговорил Швейк, ничуть не смутившись, — я в эту бутылку из-под коньяка накачал немного воды. У меня от этого самого вчерашнего гуляша страшная жажда. Только вода там, в колодце, как видите, господин лейтенант, какая-то желтоватая. По-видимому, это железистая вода. Такая вода очень полезна для здоровья. — Раз у тебя такая сильная жажда, Швейк, — дьявольски усмехаясь, сказал подпоручик Дуб, желая возможно дольше продлить сцену, которая должна была закончиться полным поражением Швейка, — так напейся, но как следует. Выпей все сразу!... Швейк открыл бутылку, приложил ее ко рту, и напиток глоток за глотком исчез в его горле. Подпоручик Дуб оцепенел. На его глазах Швейк выдул все и бровью не повел,.. .
— ...Покажи колодец, из которого ты набрал эту воду! — Недалеко отсюда, господин лейтенант, вон за той деревянной палаткой. — Иди вперед, негодяй, я хочу видеть, как ты держишь шаг! «Действительно странно, — подумал подпоручик Дуб. — По этому негодяю ничего не видно!» Швейк шел, предав себя воле божьей. Что-то подсказывало ему, что колодец должен быть впереди, и поэтому он совсем не удивился, когда они действительно вышли к колодцу. Мало того, и насос был цел. Швейк начал качать, из насоса потекла желтоватая вода. — Вот она, эта железистая вода, господин лейтенант, — торжественно провозгласил он.... Подпоручик Дуб настолько ошалел, что выпил целый стакан воды, от которой у него во рту остался вкус лошадиной мочи и навозной жижи. ...— Ты чего здесь глазеешь? Пошел домой! Пять минут спустя Швейк появился в штабном вагоне у поручика Лукаша, таинственным жестом вызвал его из вагона и сообщил ему: — Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять, самое большее через десять минут я буду совершенно пьян и завалюсь спать в своем вагоне; ...— Изыди, бестия! — крикнул, но без гнева, поручик Лукаш, зато подпоручик Дуб стал в его глазах, по крайней мере, процентов на пятьдесят менее симпатичным, чем был до сих пор. Швейк осторожно влез в свой вагон и, укладываясь на своей шинели и вещевом мешке, сказал, обращаясь к старшему писарю и ко всем присутствующим:
— Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он и попросил его не будить…
Через полчаса подпоручик Дуб опомнился и вернулся к вагону. Но теперь уже было поздно — солдатам роздали черный кофе с ромом. Швейк уже встал и на зов подпоручика Дуба выскочил из вагона с быстротой молодой серны. — Дыхни на меня! — заорал подпоручик Дуб. Швейк выдохнул на него весь запас своих легких. Словно горячий ветер пронес по полю запах винокуренного завода. — Чем это от тебя так разит, прохвост? — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, от меня разит ромом. — Попался, негодяй! — злорадствовал подпоручик Дуб. — Наконец-то я тебя накрыл!
— Так точно, господин лейтенант, — совершенно спокойно согласился Швейк, — только что мы получили ром к кофе, и я сначала выпил ром. Но если, господин лейтенант, вышло новое распоряжение и следует пить сначала кофе, а потом ром, прошу простить. Впредь этого не будет.
Калима Бахиджанова
85 755
«Стонало имя – Солженицын! »
Сорок лет назад, 12 февраля 1974 года, лауреат Нобелевской премии по литературе, кавалер боевых орденов Отечественной войны и Красной Звезды Александр Солженицын был арестован, лишён советского гражданства, а на следующий день насильно вывезен за пределы СССР. Обвинительная формулировка «измена Родине» была предъявлена писателю в связи с выходом в свет 27 декабря 1973 года в парижском издательстве «ИМКА-Пресс» первого тома опыта художественного исследования «Архипелаг ГУЛаг» . Над этим произведением, созданным «огнём зэческих памятей» , Александр Солженицын работал с 27 апреля 1958 года в течение почти 9 лет. Книга слагалась в основном на рязанской земле. Названия некоторых глав говорят сами за себя: «К высшей мере» , «Караваны невольников» , «Зэки как нация» , «Замордованная воля» , «Когда в зоне пылает земля» , «Ссылка густеет» , «Правители меняются, Архипелаг остаётся». Совершение неслыханного произвола в отношении всемирно известного писателя сопровождалось травлей, клеветой, очернением его в печати, несусветными высказываниями типа: «Я Солженицына не читал, но я его осуждаю» . Даже сочувствие опальному автору могло повлечь за собой лишение или же ограничение свободы, исключение из партии и комсомола, изгнание из творческих союзов и учебных заведений, запрет на публикации. Редкие попытки не потерявших порядочность людей хоть как-то смягчить степень наказания своих сотоварищей оборачивались обвинениями в политической близорукости. Ломались судьбы, калечились души и сердца... Александр Солженицын вернулся на Родину только спустя 20 с лишним лет, 27 мая 1994 года. Писателю-фронтовику возвратили гражданство родной страны. Александр Солженицын был избран действительным членом Российской академии наук, удостоен Государственной премии РФ, звания почётного гражданина города Рязани. К читателям вернулись книги нобелевского лауреата, были изданы и новые его произведения. Учреждена литературная премия имени А. И. Солженицына. Даёт свои плоды и нива солженицыноведения. Правда, вызывает недоумение, что порою на ней подвизаются и некие прежние зоилы и ниспровергатели автора «Архипелага ГУЛага» . Да вот Бог ли им судия? В завершение трёхтомного «опыта художественного исследования» Александр Солженицын писал: «Ко всем метаньям готов корабль нашего Закона… И если завтра велят опять сажать миллионы за образ мышления … – его могучий корпус почти не дрогнет, его форштевень не погнётся… Всё та же мгла неправоты висит в нашем воздухе» . Эти слова были рождены в феврале 1967 года. Нам, давно уже живущим в новом тысячелетии, хотелось бы, чтобы они навсегда остались только историей.
Сорок лет назад, 12 февраля 1974 года, лауреат Нобелевской премии по литературе, кавалер боевых орденов Отечественной войны и Красной Звезды Александр Солженицын был арестован, лишён советского гражданства, а на следующий день насильно вывезен за пределы СССР. Обвинительная формулировка «измена Родине» была предъявлена писателю в связи с выходом в свет 27 декабря 1973 года в парижском издательстве «ИМКА-Пресс» первого тома опыта художественного исследования «Архипелаг ГУЛаг» . Над этим произведением, созданным «огнём зэческих памятей» , Александр Солженицын работал с 27 апреля 1958 года в течение почти 9 лет. Книга слагалась в основном на рязанской земле. Названия некоторых глав говорят сами за себя: «К высшей мере» , «Караваны невольников» , «Зэки как нация» , «Замордованная воля» , «Когда в зоне пылает земля» , «Ссылка густеет» , «Правители меняются, Архипелаг остаётся». Совершение неслыханного произвола в отношении всемирно известного писателя сопровождалось травлей, клеветой, очернением его в печати, несусветными высказываниями типа: «Я Солженицына не читал, но я его осуждаю» . Даже сочувствие опальному автору могло повлечь за собой лишение или же ограничение свободы, исключение из партии и комсомола, изгнание из творческих союзов и учебных заведений, запрет на публикации. Редкие попытки не потерявших порядочность людей хоть как-то смягчить степень наказания своих сотоварищей оборачивались обвинениями в политической близорукости. Ломались судьбы, калечились души и сердца... Александр Солженицын вернулся на Родину только спустя 20 с лишним лет, 27 мая 1994 года. Писателю-фронтовику возвратили гражданство родной страны. Александр Солженицын был избран действительным членом Российской академии наук, удостоен Государственной премии РФ, звания почётного гражданина города Рязани. К читателям вернулись книги нобелевского лауреата, были изданы и новые его произведения. Учреждена литературная премия имени А. И. Солженицына. Даёт свои плоды и нива солженицыноведения. Правда, вызывает недоумение, что порою на ней подвизаются и некие прежние зоилы и ниспровергатели автора «Архипелага ГУЛага» . Да вот Бог ли им судия? В завершение трёхтомного «опыта художественного исследования» Александр Солженицын писал: «Ко всем метаньям готов корабль нашего Закона… И если завтра велят опять сажать миллионы за образ мышления … – его могучий корпус почти не дрогнет, его форштевень не погнётся… Всё та же мгла неправоты висит в нашем воздухе» . Эти слова были рождены в феврале 1967 года. Нам, давно уже живущим в новом тысячелетии, хотелось бы, чтобы они навсегда остались только историей.
Степан Филькин
84 719
"По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
"Доброе дело! Хорошее дело! "
Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы. . .
Ай, греческий парус!
Ай, Черное море!
Ай, Черное море! . .
Вор на воре!
. .
Двенадцатый час -
Осторожное время.
Три пограничника,
Ветер и темень.
Три пограничника,
Шестеро глаз -
Шестеро глаз
Да моторный баркас. . .
Три пограничника!
Вор на дозоре!
Бросьте баркас
В басурманское море,
Чтобы вода
Под кормой загудела:
"Доброе дело!
Хорошее дело! "
Чтобы по трубам,
В ребра и винт,
Виттовой пляской
Двинул бензин.
Ай, звездная полночь!
Ай, Черное море!
Ай, Черное море! . .
Вор на воре!
. .
Вот так бы и мне
В налетающей тьме
Усы раздувать,
Развалясь на корме,
Да видеть звезду
Над бугшпритом склоненным,
Да голос ломать
Черноморским жаргоном,
Да слушать сквозь ветер,
Холодный и горький,
Мотора дозорного
Скороговорки!
Иль правильней, может,
Сжимая наган,
За вором следить,
Уходящим в туман. . .
Да ветер почуять,
Скользящий по жилам,
Вослед парусам,
Что летят по светилам. . .
И вдруг неожиданно
Встретить во тьме
Усатого грека
На черной корме. . .
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу,
Чтоб волн запевал
Оголтелый народ,
Чтоб злобная песня
Коверкала рот, -
И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
"Ай, Черное море,
Хорошее море.. ! "" Э. Багрицкий, "Контрабандисты"
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
"Доброе дело! Хорошее дело! "
Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы. . .
Ай, греческий парус!
Ай, Черное море!
Ай, Черное море! . .
Вор на воре!
. .
Двенадцатый час -
Осторожное время.
Три пограничника,
Ветер и темень.
Три пограничника,
Шестеро глаз -
Шестеро глаз
Да моторный баркас. . .
Три пограничника!
Вор на дозоре!
Бросьте баркас
В басурманское море,
Чтобы вода
Под кормой загудела:
"Доброе дело!
Хорошее дело! "
Чтобы по трубам,
В ребра и винт,
Виттовой пляской
Двинул бензин.
Ай, звездная полночь!
Ай, Черное море!
Ай, Черное море! . .
Вор на воре!
. .
Вот так бы и мне
В налетающей тьме
Усы раздувать,
Развалясь на корме,
Да видеть звезду
Над бугшпритом склоненным,
Да голос ломать
Черноморским жаргоном,
Да слушать сквозь ветер,
Холодный и горький,
Мотора дозорного
Скороговорки!
Иль правильней, может,
Сжимая наган,
За вором следить,
Уходящим в туман. . .
Да ветер почуять,
Скользящий по жилам,
Вослед парусам,
Что летят по светилам. . .
И вдруг неожиданно
Встретить во тьме
Усатого грека
На черной корме. . .
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу,
Чтоб волн запевал
Оголтелый народ,
Чтоб злобная песня
Коверкала рот, -
И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
"Ай, Черное море,
Хорошее море.. ! "" Э. Багрицкий, "Контрабандисты"
Настасья Черная
52 681
У Володьки пропала собака. Все мальчишки с маленькой улицы
Трубников знали, что у него пропала собака. И жалели. Жалели Володьку, потому что он был неплохой
парнишка, хотя немного плакса.
Впрочем, о том, что он плакса, мальчишки сами не догадались бы.
Это сообщил Володькин дядя Виталий Павлович, тоже проживавший на
улице Трубников.
- Ты странный человек, - сказал дядя Витя. - Как можно убивать-
ся из-за ненужной бродячей собаки!
- Она была не бродячая, а моя, - ответил Володька и отвернулся.
- Можешь ты объяснить, зачем она? От любого домашнего животного
должна быть польза.
Володька не мог объяснить. Пользы от Гермеса не было. Просто
нравилось Володьке, как он тычется мокрым носом в ладони и как тепло
дышит в ухо, когда они играют в пограничников и прячутся в кустах. . .
- Володя, - сказал дядя Витя с легким нажимом. - Я удивляюсь,
честное слово. Каждый мальчик должен быть мальчиком, а не плаксивой
девчонкой. А ты все время киснешь. Чем ты недоволен?
- Всем. . .доволен, - тихо сказал Володька, с раздражением глядя
на георгины. Их пунцовые, как петушиные гребни, головы, плавно кача-
лись в открытом окне.
Дядя Витя продолжал:
- Другой любой мальчишка на твоем месте был бы в восторге. Все
к твоим услугам. Хочешь велосипед? Пожалуйста. Фотоаппарат? Бери,
учись, снимай. Кататься на лодке? Пойдем попросим у Андрея, он не
откажет. Хочешь пострелять из ружья? Давай, спустимся в овраг, пост-
реляем. . .
- У твоего ружья отдача, как у гаубицы, - хмуро сказал Володька
и пошевелил плечом.
- Просто ты боишься. . .Тебе почти одиннадцать лет, а глаза на
мокром месте. Как у пятилетнего. . .-Он усмехнулся и добавил, вспо-
миная давний разговор: - А еще собирался стать путешественником. Пу-
тешественники не роняют слезы. как горох.. .
... А что с собакой?
- Да так. . .Притащил откуда-то пса. Не собака, а пугало. Жрет,
между прочим, как корова. Татьяна меня совсем заела. . .Ну, я с неде-
лю терпел, потом сказал Андрею. Он ее увел в карьер и хлопнул из
винтовочки. . .
- Татьяну? - усмехнулся Потапов.
- Собаку, - сказал дядя Витя и тоже засмеялся.
"Не двигайся, - сказал себе Володька. - Теперь все равно". Он с
удивлением почувствовал, что не хочется плакать, кричать, обвинять в
предательстве.
Дядя Витя и Потапов забрались в палатку. Поговорили и затихли.
Донесся булькающий храп.
Володька, не открывая глаз, повернулся на спину. Сейчас он не
думал о своих взрослых попутчиках. Он думал о карте.
Стало чуть прохладнее. Ночь вкусно пахла осиновыми листьями,
золой костра и близким дождем. Похоронно кричала какая-то незнакомая
птица. Дрогнул воздух: где-то в страшной дали шел тяжелый самолет.
"А у Юрика брат - бортрадист", - неожиданно подумал Володька. И
почему-то именно эта посторонняя мысль помогла ему все решить до
конца.
Приняв решение, он открыл глаза. Встал, поправил пояс и застегнул куртку.
Неслышно двигаясь, Володька взял ведро и выплеснул воду в дого-
рающее пламя. Костер взорвался негодующим шипением. Взметнул вихри
золы и дыма. Но тут же огонь совсем обессилел, пробежался по пунцо-
вым головешкам и пропал. Володька ногами раскидал недогоревшие ветки
и угли. Он не боялся, что проснутся дядя Витя и Потапов. Они слишком
откровенно храпели, уверенные, что ничего не может случиться.
Ночь стала совсем глухой, непроглядной. Была только темнота и
красная россыпь углей. Они горели, как непонятные письмена на черной
странице. Словно какой-то кроссворд, нарисованный огненным пером.
Володька подумал, что об этом и вспомнил, что сделал еще не все.
Он отыскал головешку покрупнее и при ее свете содрал с березо-
вого кругляка полоску коры. Кончиком ножа, на котором сидела рубино-
вая искра, он нацарапал на бересте:
Я УШЕЛ СОВСЕМ
Трубников знали, что у него пропала собака. И жалели. Жалели Володьку, потому что он был неплохой
парнишка, хотя немного плакса.
Впрочем, о том, что он плакса, мальчишки сами не догадались бы.
Это сообщил Володькин дядя Виталий Павлович, тоже проживавший на
улице Трубников.
- Ты странный человек, - сказал дядя Витя. - Как можно убивать-
ся из-за ненужной бродячей собаки!
- Она была не бродячая, а моя, - ответил Володька и отвернулся.
- Можешь ты объяснить, зачем она? От любого домашнего животного
должна быть польза.
Володька не мог объяснить. Пользы от Гермеса не было. Просто
нравилось Володьке, как он тычется мокрым носом в ладони и как тепло
дышит в ухо, когда они играют в пограничников и прячутся в кустах. . .
- Володя, - сказал дядя Витя с легким нажимом. - Я удивляюсь,
честное слово. Каждый мальчик должен быть мальчиком, а не плаксивой
девчонкой. А ты все время киснешь. Чем ты недоволен?
- Всем. . .доволен, - тихо сказал Володька, с раздражением глядя
на георгины. Их пунцовые, как петушиные гребни, головы, плавно кача-
лись в открытом окне.
Дядя Витя продолжал:
- Другой любой мальчишка на твоем месте был бы в восторге. Все
к твоим услугам. Хочешь велосипед? Пожалуйста. Фотоаппарат? Бери,
учись, снимай. Кататься на лодке? Пойдем попросим у Андрея, он не
откажет. Хочешь пострелять из ружья? Давай, спустимся в овраг, пост-
реляем. . .
- У твоего ружья отдача, как у гаубицы, - хмуро сказал Володька
и пошевелил плечом.
- Просто ты боишься. . .Тебе почти одиннадцать лет, а глаза на
мокром месте. Как у пятилетнего. . .-Он усмехнулся и добавил, вспо-
миная давний разговор: - А еще собирался стать путешественником. Пу-
тешественники не роняют слезы. как горох.. .
... А что с собакой?
- Да так. . .Притащил откуда-то пса. Не собака, а пугало. Жрет,
между прочим, как корова. Татьяна меня совсем заела. . .Ну, я с неде-
лю терпел, потом сказал Андрею. Он ее увел в карьер и хлопнул из
винтовочки. . .
- Татьяну? - усмехнулся Потапов.
- Собаку, - сказал дядя Витя и тоже засмеялся.
"Не двигайся, - сказал себе Володька. - Теперь все равно". Он с
удивлением почувствовал, что не хочется плакать, кричать, обвинять в
предательстве.
Дядя Витя и Потапов забрались в палатку. Поговорили и затихли.
Донесся булькающий храп.
Володька, не открывая глаз, повернулся на спину. Сейчас он не
думал о своих взрослых попутчиках. Он думал о карте.
Стало чуть прохладнее. Ночь вкусно пахла осиновыми листьями,
золой костра и близким дождем. Похоронно кричала какая-то незнакомая
птица. Дрогнул воздух: где-то в страшной дали шел тяжелый самолет.
"А у Юрика брат - бортрадист", - неожиданно подумал Володька. И
почему-то именно эта посторонняя мысль помогла ему все решить до
конца.
Приняв решение, он открыл глаза. Встал, поправил пояс и застегнул куртку.
Неслышно двигаясь, Володька взял ведро и выплеснул воду в дого-
рающее пламя. Костер взорвался негодующим шипением. Взметнул вихри
золы и дыма. Но тут же огонь совсем обессилел, пробежался по пунцо-
вым головешкам и пропал. Володька ногами раскидал недогоревшие ветки
и угли. Он не боялся, что проснутся дядя Витя и Потапов. Они слишком
откровенно храпели, уверенные, что ничего не может случиться.
Ночь стала совсем глухой, непроглядной. Была только темнота и
красная россыпь углей. Они горели, как непонятные письмена на черной
странице. Словно какой-то кроссворд, нарисованный огненным пером.
Володька подумал, что об этом и вспомнил, что сделал еще не все.
Он отыскал головешку покрупнее и при ее свете содрал с березо-
вого кругляка полоску коры. Кончиком ножа, на котором сидела рубино-
вая искра, он нацарапал на бересте:
Я УШЕЛ СОВСЕМ
Юлия Соловьёва
Красиво!
" Жил-был пискарь. И отец и мать у него были умные; помаленьку да полегоньку аридовы веки в реке прожили и ни в уху, ни к щуке в хайло не попали. И сыну то же заказали.
"Смотри, сынок, - говорил старый пискарь, умирая, - коли хочешь жизнью жуировать, так гляди в оба! "...
Однажды проснулся он и видит: прямо против его норы стоит рак. Стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза. Только усы по течению воды пошевеливаются. Вот когда он страху набрался! И целых полдня, покуда совсем не стемнело, этот рак его поджидал, а он тем временем все дрожал, все дрожал. В другой раз, только что успел он перед зорькой в нору воротиться, только что сладко зевнул, в предвкушении сна, - глядит, откуда ни возьмись, у самой норы щука стоит и зубами хлопает. И тоже целый день его стерегла, словно видом его одним сыта была. А он и щуку надул: не вышел из коры, да и шабаш.
И не раз, и не два это с ним случалось, а почесть что каждый день. И каждый день он, дрожа, победы и одоления одерживал, каждый день восклицал: "Слава тебе, господи! жив! "
И прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет. .
Даже щуки, под конец, и те стали его хвалить: "Вот, кабы все так жили - то-то бы в реке тихо было! " Да только они это нарочно говорили; думали, что он на похвалу-то отрекомендуется - вот, мол, я! тут его и хлоп! Но он и на эту штуку не поддался, а еще раз своею мудростью козни врагов победил. .
А покуда ему это снилось, рыло его, помаленьку да полегоньку, целиком из норы и высунулось. И вдруг он исчез. Что тут случилось - щука ли его заглотала, рак ли клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, - свидетелей этому делу не было. Скорее всего - сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же еще и "премудрого"?"
М. Е. Салтыков-Щедрин "Премудрый пискарь"
"Смотри, сынок, - говорил старый пискарь, умирая, - коли хочешь жизнью жуировать, так гляди в оба! "...
Однажды проснулся он и видит: прямо против его норы стоит рак. Стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза. Только усы по течению воды пошевеливаются. Вот когда он страху набрался! И целых полдня, покуда совсем не стемнело, этот рак его поджидал, а он тем временем все дрожал, все дрожал. В другой раз, только что успел он перед зорькой в нору воротиться, только что сладко зевнул, в предвкушении сна, - глядит, откуда ни возьмись, у самой норы щука стоит и зубами хлопает. И тоже целый день его стерегла, словно видом его одним сыта была. А он и щуку надул: не вышел из коры, да и шабаш.
И не раз, и не два это с ним случалось, а почесть что каждый день. И каждый день он, дрожа, победы и одоления одерживал, каждый день восклицал: "Слава тебе, господи! жив! "
И прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет. .
Даже щуки, под конец, и те стали его хвалить: "Вот, кабы все так жили - то-то бы в реке тихо было! " Да только они это нарочно говорили; думали, что он на похвалу-то отрекомендуется - вот, мол, я! тут его и хлоп! Но он и на эту штуку не поддался, а еще раз своею мудростью козни врагов победил. .
А покуда ему это снилось, рыло его, помаленьку да полегоньку, целиком из норы и высунулось. И вдруг он исчез. Что тут случилось - щука ли его заглотала, рак ли клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, - свидетелей этому делу не было. Скорее всего - сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же еще и "премудрого"?"
М. Е. Салтыков-Щедрин "Премудрый пискарь"