А кто-то помнит поэта Виктора Соснору? А ведь великий поэт

В. Соснора поэт неудобный для СВОЕГО времени, но поэт очень интересный и самобытный.

Слышишь: свист от подземных искр
И до заоблачных верхов…
Как бы ни было тошно, а свист
Над Россией — испокон веков!

----

Так давно это было,
что хвастливые вороны даже
сколько ни вспоминали,
не вспомнили с точностью дату.
Смерчи так припустили.
Такие давали уроки!
Вырос кактус в пустыне,
как
все, что в пустыне,
уродлив.
А пустыня, -
пески, кумачовая крупка.
Караваны
благоустраивались на привалах.
Верблюды
воззирались на кактус
с презрительным хрюком:
- Не цветок, а ублюдок! -
и презрительно в кактус плевали.
Вечерами шушукались
вовсе не склонные к шуткам
очкастые змеи:
- Нужно жалить его.
Этот выродок даже цвести не умеет.
Кактус жил молчаливо.
Иногда препирался с ужами.
Он-то знал:
и плевки, и шипенье - пока что.
Он еще расцветет!
Он еще им докажет! Покажет!
Разразилась жара.
И пустыню измяли самумы.
Заголосили шакалы -
шайки изголодавшихся мумий.
Убежали слоны в Хиндустан,
а верблюды к арабам.
И барахталось стадо орлов
и орало,
умирая,
ломая крылатые плечи и
ноги.
Эти ночи самумов!
Безмлечные ночи!
Так афганские женщины,
раньше трещотки в серале,
умирая,
царапали щеки
и серьги,
и волосы рвали.
Опустела пустыня.
Стала желтой, голодной и утлой.
Ничего не осталось
ни от сусликов, ни от саксаулов.
И тогда, и тогда, и тогда -
видно время шутило, -
кактус
пышно
расцвел
над песчаным, запущенным штилем.
Он зацвел,
он ворочал
багровыми лопастями.
Все закаты бледнели
перед его лепестками.
Как он цвел!
Как менялся в расцветке!
То - цвета айвы,
то - цвета граната.
Он, ликуя, кричал:
- Я цвету!
Мой цветок -
самый красный и самый громадный
во вселенной!
Кактус цвел!
И отцвел.
Снова смерчи давали
шагающим дюнам уроки.
Снова горбился кактус,
бесцветен,
как
все, что в пустыне, уродлив.
И слоны возвратились.
И верблюды во время привалов,
с тем же самым презреньем
в стареющий кактус плевали.
Молодые орлы издевались:
- Какой толстокожий кувшин!
Змеям выросла новая смена.
И так же шушукалась смена.
Как он, кактус, когда-то расцвел,
как имел лепестки -
размером с ковши! -
только ящерка видела,
но рассказать никому не сумела.

Ой, не надо. Он известен-то стал только потому, что Иванов пародии на него писал.

Очень даже хорошо помню. Когда-то вёл кружок поэзии. Из-за своей глухоты я мало что понял, а когда стали читать свои стихи, слушал всех с постным лицом, типа, где уж вам, убогим.