Дмитрий КОБЯКОВ (8 июля 1898—1978) — русский поэт, писатель и журналист, переводчик, языковед-лексиколог, литературовед

Дмитрий Кобяков – этимолог, поэт, публицист, переводчика. После эмиграции, в 60-х годах прошлого века, он жил в Барнауле.

"Он был очень интересным собеседником и, конечно, ему было, что рассказать! Много лет жил за рубежом, был знаком с Куприным, Буниным и всем цветом советской литературы той поры, участвовал во французском сопротивлении… А сколько баек он рассказывал! Одна история про то, как он обыграл чемпиона мира по шахматам чего стоила! Помню, вирши наши читал и критиковал, и делал это очень умно и деликатно."
писатель Анатолий Муравлев

Из сборника стихов Дмитрия Кобякова "Керамика",1925

Посвящение

Нет ни одной строки - доколе
моя упорная душа
со звездной карты не отколет
и в ночь не опрокинет шар.

Нет, никогда - доколе профиль
не выжжется в моем мозгу
и, отразившись в черном кофе,
качнется - сгинув в какаду.

И только в прутьях клетки старой
хохол блеснет и острый клюв -
над чашкой - золотистым паром
когтисто лапу протянув.

из сборника стихов "Чаша", 1938

Последний свист — гремящая стезя.
Я не напрасно в эту жизнь поверил.
И слово горькое — его забыть нельзя,
И гром, и блеск, и дым дебаркадера.

Лететь бульварами в знакомыя места:
Вчера, вчера! О, сколько лет осталось.
Кто о любви далекой не мечтал,
Играя в робкую, покорную усталость.

Окно высокое и на защелке дверь.
С прощальной ласковостью думая о новой,
Любить далекую, но целовать теперь -
Глаза знакомые и не родныя брови.
----
Дымится пунш и чарочки литыя
Блестят прозрачною и темной желтизной.
О, если б мне сказали и другие -
Вернется вечером покинутая мной!
Но ночь пройдет — и комната остынет,
И в сером сумраке — туманное стекло,
На подоконнике стаканы и пустыя
Бутылки мокнут обнаженным дном.
Сквозь занавески небо голубое
И крыши черные просвечивают мне;
Свети, свети — когда глаза закрою
Твои глаза увижу я во сне.
И снова вечером и — будет ли начало
Или конец — приснившийся когда?
Но не узнать — куда меня умчала
Душа, сорвавшаяся в чьи-то бездны сна.
----
Поэт, как женщина: рождаются в ночи
В тягчайших муках дети вдохновенья -
И страшным голосом он в тишине кричит -
А люди называют это пеньем.
Когда за окнами ворочается тенью
Огромный груз проснувшегося дня -
Еще одно, — веками длится пенье:
Мгновенный стон — предчувствие огня.
----
Мостков деревянных скользящая сырость,
Кабинок коричневых черные рты:
Волна набежала на пляж и зарылась
В песок солнценосной и желтой икры.

Янтарныя смолы прозрачны на досках
И душно в бутылочной зелени вод,
У самого берега хлюпает плоско
Залитый медузами тонущий плот.

Внизу серебрятся в корзинах макрели,
Блестящия солью своей чешуи,
И медленно плещется светлая зелень
Пронзенная солнцем — далекая ширь.
----
Ученый мастер в шапочке своей,
Склонившись над планетными путями,
Упорно сравнивает жизнь людей,
Зависимость меж звездами и нами.

Магическою шпагой чертит круг,
Бормочет заклинания Хирама.
И вот — по стенам — тени тысяч рук
Крадутся медленно к расцветшей пентаграмме.

И он глядит — предчувствием томим -
Через века: так будет предан Равви.
Любимый ученик за ним
Занес кинжал в серебряной оправе.
. .
Тысячелетьями проходит путь,
И слезы золотом повисли на мимозе -
Воскрес Хирам — а мне пора уснуть -
И в храме возродиться Розой.
----
Фонарных решеток узоры на стенах
Пестрят закоптелые своды таверн.
И красны блестящие камни ступенек,
Ведущие к устью канала Марен.

Упругия ряби живого агата
Податливо брызжут под черным веслом.
“В таверну, в таверну! Сегодня богатым
И щедрым, singori, я буду послом! ”

Спешащая тень остроносой гондолы
Мелькает на зелени мокнущих стен,
И капает гулко сочащийся холод -
Замерзшая кровь обессиливших вен.

На черной воде багровеющий кокон -
Краснеет, как сгусток крови, полоса, -
И светят гондоле из огненных окон
Таверны раскрытой ночные глаза.