Откуда появилось монашество? Кто придумал заточать людей в монастыри?

Когда Христианство стало государственной религией в Римской Империи "средний уровень духовности" христианина резко упал. Это как у нас в России: бывшие партработники быстренько подстроились под новый порядок и теперь все стали "верующие". Многих настоящих христиан это не устраивало и они уходили в леса, чтобы сохранить чистоту веры. Так появились первые монастыри.
Если вы спрашивали не только про христианство, то, например, первые ашрамы или буддистские монастыри появились гораздо раньше.
Нужно ли это Богу? Бог совершенен и самодостаточен, что ему может быть нужно? Возможно это нужно людям, для которых монастырь это их духовный путь.

А кто заточает в квартиры, города, заводы, офисы и фабрики?
А ещё глубже кто погружает атман в тело?

Монашеское движение возникло в IV в. стихийно, так что ни церковные власти, ни имперская администрация сразу не осознали его места в Церкви и в обществе. Однако к концу столетия пшеницу все-таки отделили от плевел. Крайние аскеты (мессалиане, евхиты, евстафиане) , осуждавшие брак как таковой, считавшие таинства ненужными и по существу использовавшие монашество для создания отдельной церкви, были формально осуждены на Гангрском (ок. 340г. ) и Сидийском (ок. 390г. ) соборах. Однако авторитет и пример жизни великих египетских монахов — святого Антония, отца отшельничества, и святого Пахомия, создателя киновийной или общинной жизни,— остались безупречными. Сам великий святой Афанасий написал "Житие" святого Антония, святой Василий-независимо от Пахомия — установил духовные принципы общинной жизни. Изречения египетских Отцов (ср. собрание их, известное под названием Apophthegmata Patrum) приобрели всеобщую популярность. Паладий Еленопольский опубликовал свой "Лавсаик"—историю монахов. Святой Иероним и его ученик Руфин распространили идеи палестинского и египетского монашества на латинском языке. Подобная агиографическая литература продолжала появляться и в Vвеке, например "История боголюбцев" (Philotheos Historia) Феодорита Кирского о сирийском монашестве. Монашество нужно не тольму ко Богу но все человечеству

Пока Церковь была гонимой, монашества в ней не было. Все верующие стояли перед угрозой пыток, смерти, мученичества. Если мы вспомним, что слово, которое мы переводим “мученичество”, на греческом языке значит “свидетельство” (которое может проявляться и в слове, и в красоте жизни, но и в готовности эту жизнь отдать во свидетельство Христу) , то легко понять, что когда прекратились гонения, перед Церковью стал вопрос о том, как идти героическим царским путем. Это стало особенно трудно тогда, когда Церковь не только перестала быть гонимой, но была принята Византийской империей, когда христианство стало верой императора и, значит, его окружения, которое следовало его примеру, не всегда следуя его обращению. В тот момент в Церковь влились толпы людей, которые слегка или даже с какой-то глубиной уверовали во Христа, но во время гонений в Церковь не вступали; те, которые были готовы войти в Церковь тогда, когда она стала “образом жизни”, но не путем на Голгофу. . когда прекратилось мученичество, началось монашество: люди героического духа, которые не могли примириться с разжиженным, ослабленным христианством, стали уходить — не от мира, не от гонителей, не от язычников, а именно от христианской общины, которая одебелела и перестала быть телом Христовым, распятым ради спасения мира. Они уходили в пустыню для того, чтобы бороться со всем злом, какое видели в себе, они шли на противоборство с бесовской силой, с человеческой немощью, они шли в пустыню для того, чтобы остаться лицом к лицу с собой и в себе побеждать зло, — не только ради себя самих, но ради всего мира, потому что зло, побежденное в одном человеке, уже уменьшено в масштабе всей вселенной. Так же как если человек зажжет хоть маленькую свечку во тьме вселенной, та становится чуть менее темной. Хотя, может быть, никто этого не замечает, эти лучи хоть малого света пронизывают ее до предела.

И вот, люди уходили в пустыню, стояли перед Богом, углублялись в видение себя самих; и одновременно через молитву, через внутренний подвиг, через постоянное предстояние Живому Богу они познавали все глубже и глубже своего Творца, своего Бога, своего Спасителя. И познавая Его, видя в Нем беспредельную красоту, совершенную, истинную правду, свет немерцающий, они по контрасту видели себя и смирялись — не потому что своими человеческими глазами видели себя во грехе, а потому что, стоя перед лицом Бога, созерцая Его красоту, они познавали свое недостоинство, и поклоняясь Богу, они одновременно научались предельному смирению.

Монашество было одним из самых мощных религиозных институтов еще в Византийской империи. Монастыри служили центрами переписывания и хранения тысяч библейских рукописей.

Бог не создавал и не требовал от людей монашества. Просто на заре христианства жить аскетично христианину было проще, поскольку он нес идеи христианства в мир, где подвергался гонениям, мукам и смерти. Находясь вечно в движении и преследуемый, ему, создавать семью, было несподручно и опасно - он рисковал не только собой, но близкими. Потом, оставив жену с детьми, он рисковал не вернуться, а женщина, в том мире, без мужа, прокормить детей не могла, да и разлука понуждала к блуду, а блуд христианам запрещался. Конечно, такого монашества как сейчас не было. Первые христианские аскеты не прятались в пустошах, они жили в городах, причем, часто переезжали в другие. И если они этого не делали бы, то христианство не смогло распространиться на всю Римскую империю. И именно их аскетизм позволил идеям христианства выстоять среди бесчисленных гонений. Они не строили монастырей, не создавали уставов, это был образ жизни, который они не считали чем-то более особенным, просто это была жизненная необходимость. А современное монашество, естественно, находится в глубоком упадке, поскольку нет опасностей, и значит нет необходимости вести такой образ жизни. Поэтому монастыри превратились в сборище тех, кто по каким-то меркантильным или психическим мотивам решил пристроиться.