Почему Адам согласился съесть яблоко вместе с Евой? Из-за бесхарактерности?

Из-за того что тоже захотел быть как Бог, и поэтому возглавил этот мятеж.

Чтобы потом вину свалить на Еву

баба не мытьём так катаньем мозг проест кому угодно!

Поверив словам Сатаны Дьявола в образе змея, женщина позволила себя соблазнить, съела плод и таким образом показала, что в ее сердце и уме родился грех. Адам съел плод, скорее всего, потому, что хотел быть со своей женой,— он послушался ее голоса, а не голоса Бога.

жрать хотел

Не было никаких ев

Змей Еву обманул, а она того не зная предложила Адаму.

Решил разделить участь Евы. Возможно, она стала ему дороже, чем Бог.

Не яблоко, а плод. И сначала съела Ева, искушенная змеем, а потом предложила Адаму. А Адам, скорее всего, увидел, что она съела и жива осталась, то и согласился.

Вспомним, что произошло с первым человеком, Адамом. Думал ли он, что, ослушавшись Бога, сможет остаться в живых? Нет, так как в Священном Писании сказано, что Адам не был обманут . Почему же тогда он проявил непослушание? Вероятно, Адам съел плод, который ему дала Ева, поскольку хотел быть с ней. Вместо того чтобы послушаться голоса своего Бога, он последовал за женой (Быт. 3:6, 17).

Не яблоко а плод.
Ева сказала съешь и ты, если ты меня любишь, т. к. боялась умереть (как Бог обещал), а для Адама Бог новую жену создал бы. Жить хотела, вот и оставил Он её чадородия ради. Но переживать после того нужно было не за неё, а за то что Адаму Бог дал шанс покаяться, а он начал пасовать. ((

Итак, принадлежит ли каждому из нас, сынов Адама, не только грех состояния — ресс. habituale, но и актуальный грех. Или же, как принято думать, последний есть только достояние одного Адама, но остается чужд его потомкам, которые т. об. являются невольными его жертвами? В таком представлении ощущается неверность. Во–первых, в глубине своего духа мы чувствуем какуюто основную вину всего своего существа, не грехи, но именно грех, основную аномалию или недолжность: то противоборство воли к добру и злу, «иной закон», господствующий в членах наших и влекуший не к тому, чего хочу, но чего не хочу, о котором свидетельствует ап. Павел. (Рим. 7, 18–24). И это глухое, но и глубокое сознание какого–то исконного самоопределения, как недолжного, есть свидетельство нашего личного участия в первородном грехе Адама: не Адам только, но и лично каждый из нас, с ним и в нем, но за себя, его грех совершили и совершаем, и грех этот в каком–то смысле есть и н а ш грех, т. е. есть дело нашей свободы, а не только неволи. Но, с другой стороны, и самый Адамов грех — он не есть просто один из грехов, по счету первый, принадлежавший именно лично Адаму. Нет, это совсем особенный грех, не один из многих, но единственный, который является метафизическим источником грехов моральных. Это есть грех свободы человека против своей природы, неверное и не должное метафизическое самоопределение. Оно стоит, строго говоря, за пределами индивидуальной, исторической судьбы, на самой ее грани, на пороге жизни. И грех Адама, как было уже разъяснено выше, не был его индивидуальным грехом, ибо тогда еще не было и самой индивидуальности в теперешнем греховном, люциферическом смысле, но грехом, свойственным положению прародителя, вступающего в жизнь и в ней самоопределяющегося. И вследствие этого не индивидуального характера греха нельзя его считать индивидуальным грехом Адама, которым согрешил только он, но фактически не согрешил или мог бы не согрешить другой человек. Нет, Адам в первородном грехе согрешил не как Адам, или не только как Адам, но как всякий человек. И всякий, все мы, каждый из нас, в нем соприсутствовал и соучаствовал в этом метафизическом грехе, обремененные которым мы рождаемся уже как индивидуальности, имеющие свои особые судьбы и свои особые грехи. Иначе говоря, Адам, как совершивший первородный грех, как реальный, а не идеальный только или юридический представитель человечества, как всякий, не грешнее и не праведнее всех людей: в первородном грехе все равны, и, насколько это грех, все равно греховны. То, что произошло с Адамом, то произошло метафизически — для всех и со всеми его еще не рожденными, но с ним единосущными потомками, и это происшествие осознается в рождении, для каждого заново реализуется. Церковь осудила (на Всел. Соборе) оригеновское учение о предсуществовании душ, которое было связано у него с неоплатоническим пониманием происхождения мира, как следствия отпадения от Божества, а тела, как следствия выпадения души из Мира Божественного. Предсуществование человеческих душ без тела или вне и до тела противоречит твердому церковному учению, что человек по природе своей, в силу Божественного о нем замысла, есть воплощенный дух, состоит из тела и духа. И никакого иного времени, предшествующего времени его существования, нет и не было: человек впервые возникает в божественном творческом акте. Но это отрицание предсуществования во времени, разумеется, отнюдь не устраняет существования всего сущего вне времени, в вечности, в Боге, как творческого основания всего происходящего во времени. С другой стороны, это не устраняет возможности того, что нечто происходит на грани времени в человеческой жизни, уже не в вечности, но еще не во времени. Господь творит человеческую душу по образу Своему и подобию: это означает, что Он создает ее не так, как все...

яблоки просто не росли, а тут бац и яблоко