Оказывается, проблем с правами человека в Роcсии нет?

Представлять в среду в ООН национальный доклад по состоянию прав человека в России наше государство готовилось, как к масштабной спецоперации.
Делегацию возглавил министр юстиции Александр Коновалов. И, возвышаясь на голову над российскими чиновниками, он за полчаса до начала заседания раздавал последние указания. Делегация выглядела внушительно: с собой он привез представителей Генпрокуратуры, УФСИН, Минздрава, МИД, Верховного суда, Общественной палаты, а также секретаря Союза журналистов Михаила Федотова — специально для ответа на вопросы про убийства журналистов.
4 февраля Россия впервые представила свой национальный доклад. Доклад полностью соответствовал букве ООН и содержал массу статистики и ссылок на принятые конвенции и документы. Мессидж представлявшего доклад Коновалова был предельно прост: российские законы гарантируют соответствующие права, следовательно, они осуществляются на практике. Там, где еще остаются какие-то проблемы, это связано, во-первых, с наследием тоталитарного советского прошлого, во-вторых, страна у нас очень большая.
Впрочем, в двух вещах министр юстиции Коновалов был более конкретен. Видимо, ожидая вопросы об убийствах Политковской и Бабуровой, он заявил, что не установлено ни одного случая участия государства в убийствах журналистов, а три четверти убийств не связаны с профессиональной деятельностью убитых. Второе заявление, похоже, касалось маршей несогласных: Коновалов заявил, что российское государство при формировании культуры самовыражения исходит из того, что свобода этого самовыражения не должна посягать на общественный порядок и безопасность.
Дальше последовали вопросы от государств. Здесь выяснилось, что российский доклад, пусть и был усовершенствованной версией советской отчетности, оказался не слишком эффективным. Первая страна, получившая право на вопрос, — Чехия — сразу же спросила, почему Россия не пускает к себе специальных докладчиков ООН, в частности, по пыткам, и почему Россия не присоединяется к факультативному протоколу против пыток.
Каждая новая страна продолжала задавать новые вопросы: о нератифицированном 14-ом протоколе, который не дает в полную силу работать Европейскому суду по правам человека (Россия единственная из 47 стран, которая этого не сделала), о безопасности правозащитников и журналистов (имена Маркелова и Бабуровой звучали постоянно). Алжир потребовал разобраться с расовой дискриминацией африканцев, Великобритания — направить спецгруппу ООН в Ингушетию, Швейцария поставила вопрос о пытках при контртеррористических операциях, а ЮАР — об исчезновениях людей во время контртеррористических операций.
Выслушав половину вопросов, Коновалов попросил дать возможность ответить представителям российских ведомств. В результате каждый из чиновников зачитал ссылку на существующий закон. Например, на вопрос о свободе собраний было сказано, что у нас полная свобода собраний, а закон предусматривает лишь уведомительный порядок организации проведения публичных мероприятий. На вопрос о судебной системе — что суд у нас независимый, потому что так записано в законе и т.д. На все конкретные вопросы (о постоянно откладываемом визите спецдокладчика по пыткам, о 14-ом протоколе) давались стандартные ответы: мы над этим работаем.
Три минуты, предоставленые для ответа на вопрос о свободе журналистов в России, стали минутами позора для секретаря Союза журналистов Михаила Федотова. Он заявил, что свобода слова у нас гарантирована с 1990 года Конституцией и законом, что у нас очень много изданий, выданы тысячи лицензий на теле- и радиовещание, а журналист по закону может пожаловаться на ограничение прав на осуществление профессиональной деятельности.
Немногочисленные российские правозащитники (из FIDh и питерского «Мемориала»), которые присутствовали в зале, после такого заявления даже слегка растерялись. Уже позже, вне зала, Юрий Джибладзе из Центра развития демократии и прав человека заявил, что, видимо, он слушал доклад о правах человека в какой-то другой стране.
http://www.ej.ru/