Каким же, как не невозможным, может представляться людям то учение, из которого вынуто основное, связующее ?+

С детства меня учили тому, что Христос — Бог и учение его Божественно, но вместе с тем меня учили уважать те учреждения, которые на­силием обеспечивают мою безопасность от злого, учили меня почитать эти учреждения священны­ми. Меня учили противостоять злому и внушали, что унизительно и постыдно покоряться злому и терпеть от него, а похвально противиться ему. Меня учили судить и казнить. Потом меня учили воевать, то есть убийством противодействовать злым, и воинство, которого я был членом, называ­ли христолюбивым воинством; и деятельность эту освящали христианским благословением. Кроме того, с детства и до возмужалости меня учили уважать то, что прямо противоречит закону Христа. Дать отпор обидчику, отметить насилием за оскорбление личное, семейное, народное; все это не только не отрицали, но мне внушали, что все это прекрасно и не противно закону Христа.
Все меня окружающее: спокойствие, безопас­ность моя и семьи, моя собственность, все по­строено было на законе, отвергнутом Христом, на законе: зуб за зуб.
Церковные учители учили тому, что учение Христа Божественно, но исполнение его невоз­можно по слабости людской, и только благодать Христа может содействовать его исполнению. Светские учители и все устройство жизни уже прямо признавали неисполнимость, мечтатель­ность учения Христа, и речами и делами учили тому, что противно этому учению. Это признание неисполнимости учения Бога до такой степени понемножку, незаметно всосалось в меня и стало привычно мне, и до такой степени оно совпадало с моими похотями, что я никогда не замечал прежде того противоречия, в котором я находил­ся. Я не видал того, что невозможно в одно и то же время исповедывать Христа-Бога, основа учения которого есть непротивление злому, и со­знательно и спокойно работать для учреждения собственности, судов, государства, воинства, уч­реждать жизнь, противную учению Христа, и молиться этому Христу о том, чтобы между нами исполнялся закон непротивления злому и проще­ния. Мне не приходило еще в голову то, что теперь так ясно: что гораздо бы проще было устраивать и учреждать жизнь по закону Христа, а молиться уж о том, чтобы были суды, казни, войны, если они так нужны для нашего блага.
И я понял, откуда возникло мое заблужде­ние. Оно возникло из исповедания Христа на сло­вах и отрицания его на деле.
Положение о непротивлении злому есть по­ложение, связующее все учение в одно целое, но только тогда, когда оно не есть изречение, а есть правило, обязательное для исполнения, когда оно есть закон.
Оно есть точно ключ, отпирающий все, но только тогда, когда ключ этот просунут до замка. Признание этого положения за изречение, не­возможное к исполнению без сверхъестественной помощи, есть уничтожение всего учения. Каким же, как не невозможным, может представляться людям то учение, из которого вынуто основное, связующее все положение? Неверующим же оно даже прямо представляется глупым и не может представиться иным.
Поставить машину, затопить паровик, пустить в ход, но не надеть передаточного ремня — это самое сделано с учением Христа, когда стали учить, что можно быть христианином, не испол­няя положение о непротивлении злу.

Л. Н. Толстой