Из вереска напиток забыт давным-давно.а был он слаще меда,пьянее, чем вино.вкотлах его варили и пили всей семьей малютки-медовары в пещерах под землей.пришел король шотландский,безжалостный к врагам,погнал он бедных пиктов к скалистым берегам.на вересковом поле на поле боевом лежал живой на мертвом и мертвый - на живом.лето в стране настало,вереск опять цветет,но некому готовить вересковый мед.в своих могилках тесных,в горах родной земли малютки-медовары приют себе нашли.король по склону едет над морем на коне, а рядом реют чайки с дорогой наравне.король глядит угрюмо:"опять в краю моем цветет медвяный вереск, а меда мы не пьем!"но вот его вассалы приметили двоих последних медоваров, оставшихся в живых.вышли они из-под камня, щурясь на белый свет, старый горбатый карлик и мальчик пятнадцати лет.к берегу моря крутому их привели на допрос, но ни один из пленных слова не произнес. сидел король шотландский, не шевелясь, в седле.а маленькие люди стояли на земле.гневно король промолвил: пытка обоих ждет, если не скажете, черти, как вы готовили мед! сын и отец молчали,стоя у края скалы.вереск звенел над ними, вморе - катились валы.и вдруг голосок раздался:слушай, шотландский король,поговорить с тобою с глазу на глаз позволь! старость боится смерти. жизнь я изменой куплю,выдам заветную тайну! -карлик сказал королю.голос его воробьиный резко и четко звучал: тайну давно бы я выдал, если бы сын не мешал! мальчику жизни не жалко, гибель ему нипочем. мне продавать свою совесть совестно будет при нем. пускай его крепко свяжут и бросят в пучину вод, а я научу шотландцев готовить старинный мед! сильный шотландский воин мальчика крепко связал и бросил в открытое море с прибрежных отвесных скал. волны над ним сомкнулись. замер последний крик... иэхом ему ответил собрыва отец-старик.-правду сказал я, шотландцы, от сына я ждал беды. не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды. а мне костер не страшен. пускай со мной умрет моя святая тайна-мой вересковый мед!

Любить — это прежде всего отдавать.
Любить — значит чувства свои, как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.

Любить — это только глаза открыть
И сразу подумать еще с зарею:
Ну чем бы порадовать, одарить
Того, кого любишь ты всей душою?!

Любить — значит страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе и в радости вечно рядом.

А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет!
И нежности ждет и тепла, но только
Подсчетов бухгалтерских не ведет:
Отдано столько-то, взято столько.

Любовь не копилка в зашкафной мгле.
Песне не свойственно замыкаться.
Любить — это с радостью откликаться
На все хорошее на земле!

Любить — это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга — читал он ее или нет?
Груша... А как ему эта груша?

Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!
Порой ведь и каплею жизнь спасают.
Любовь — это счастья вишневый стяг,
А в счастье пустячного не бывает!

Любовь — не сплошной фейерверк страстей.
Любовь — это верные в жизни руки,
Она не страшится ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.

Любить — значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить — это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.

Любить — значит сколько угодно раз
С гордостью выдержать все лишения,
Но никогда, даже в смертный час,
Не соглашаться на унижения!

Любовь — не веселый бездумный бант
И не упреки, что бьют под ребра.
Любить — это значит иметь талант,
Может быть, самый большой и добрый.

И к черту жалкие рассуждения,
Все чувства уйдут, как в песок вода.
Временны только лишь увлечения.
Любовь же, как солнце, живет всегда!

И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звездных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!

Учебно егерский пункт в Мытищах. В сосновой роще не виден глазу. Однако долго его не ищут. Лишь только спросишь - Покажут сразу. Еще бы, ведь там не тихие пташки. Там место веселое, даже слишком. Там травят собак на косматого мишку И на лису - глазастого Яшку. Их кормят и держат отнюдь не зря - На них тренируют охотничьих псов. Они, как здесь говорят егеря "Учебные шкуры" для их зубов. Ночь для Яшки всего дороже. В сарае тихо, спокойно, жизнь... Он может вздремнуть, подкрепиться может. Он знает - ночью не потревожат. А утро настанет - тогда держись. Егерь лапищей Яшку сгребет и вынесет на зарее из сарая Туда где толпа возбужденно ждет. И рвутся собаки, рыча и лая. Брошенный в яму Яшка сжимается, Слыша как рядом, у двух ракит, Лайки рыча на медведя бросаются, а он, сопя от них отбивается, да только цепью своей гремит. И все же, все же ему косолапому легче. Он силища - отмахнется. Яшка в глину уперся лапами и весь подобрался - Сейчас начнется. И впрямь уж галдят окружая нору Мужчины и женщины в плащах и шляпах. Дети при мамах, дети при папах, А с ними, лисий учуя запах Фоксы и таксы рычащей стаей.... Интелегентные вроде люди, да где же облик ваш человечий? "Поставят четверку" слышатся речи "Если пес лису покалечит. А если задушит пятерка будет". Двадцать собак и хозяев двадцать. Рвутся в азарте и дышат тяжко. И все они - эти двадцать и двадцать на одного небольшого Яшку. Собаки? Собаки не виноваты - здесь люди... А впрочем какие люди? И Яшка стоит, как стоят солдаты. Он знает - пощады не жди, не будет. Одна за другой вползают собаки. Одна за другой, одна за другой И Яшка катается с ними в драке. Израненый снова встречает атаки и бьется отчаянно, как герой. (короче все, дальше не могу слезы и сопли ) ))) можетей найти в сети Эдуард Асадов - Яшка.

Один щенок
Был одинок,
Бродил он
Неприкаянно.
И наконец
Решил щенок:
Найду себе
Хозяина!

С утра собаки
Всех пород
С людьми
Выходят из ворот.
С людьми
Побыть мне хочется!
Зачем мне
Одиночество?
В каком-то
Дворике пустом
Один остался
С детства я...

И стал щенок
Мечтать о том,
Как будет он
Вилять хвостом,
Хозяина
Приветствуя.

И вот щенок
Пустился в путь.
Бежал он
За прохожими,
Но хоть спросил бы
Кто-нибудь:
Ты что
Такой встревоженный?

Нет, у людей
Свои дела:
Куда-то школьница
Прошла,
Прошли два длинных
Паренька...

Никто не смотрит
На щенка.
И, грустный,
Озабоченный,
Бежит он
Вдоль обочины.

Малыш
В коляске
Катится!

Малыш
В пушистом
Платьице.

Наверно, он
Возьмет
Щенка?!
Нет, он улегся
Спать пока.

Бежит девчонка,
Что-то ест.
Щенок — за ней!
Она — в подъезд!

Тоска
Напала
На щенка...
Догнал он
Деда, старика.
Но и у деда
Много дел,
Он на щенка
Не поглядел.

И так расстроился
Щенок,
Что он завыл
Отчаянно:

«Я одино-о-ок,
Я одино-о-о-ок,
Не нахожу-уууу
Хозяина!..»

Как вдруг
Увидели щенка
Две девочки,
Две Катеньки.
Они зовут
Издалека:
— Иди сюда,
Кудлатенький.

Одна кричит,
Всплеснув рукой:
— Ты нужен мне
Как раз такой!

Другая бросилась
К нему:
— Дай лучше я
Тебя возьму!

— Кудлатенький!
— Косматенький! —
Его ласкают
Катеньки.

Обнюхал девочек
Щенок,
Как завизжит
Отчаянно...
Сдержать он
Радости не мог:
Вдруг сразу —
Два хозяина!

Как бросила меня,
Жить стало тяжело,
Так больно.
Лето было чудно
Не забуду я её
Вот небольшой вокзал,
Это она бежит,
Взять билет.
Не оглянулась даже,
Пропала с моих глаз...
Ой, ой ты, черный поезд!
Забрал мою милую.
... любовь,
Сгорела и остался лишь дым!
Вокзаль уже пустой,
Никто уже не ждет поезда.
Только она стоит,
Держит в руке свой платок.
Очень любит его,
И в меня без ума влюблена.
Не интересует она уже меня!
Ой, ой ты, черный поезд!
Забрал мою милую.
Будет любовь новая
Но не изменяется пе-сня!

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся.
Мне не везет в этом так, что просто беда.
Вот наконец вчера вечером встретил я девушку.
Там где тревожно гудят, стучат поезда.

В свой вагон вошла она.
Улыбнулась из окна.
Поезд тронул, а я вслед
Лишь рукой помахал ей в ответ.

Волосы светлые в косы вплетенные, а глаза,
Неба бездонного синь, в улыбке весна.
Стройная, милая, очень красивая девушка.
Может быть где-то, где-то рядом она.

В свой вагон вошла она.
Улыбнулась из окна.
Поезд тронул, а я вслед
Лишь рукой помахал ей в ответ. В свой вагон вошла она.
Улыбнулась из окна.
Поезд тронул, а я вслед
Лишь рукой помахал ей в ответ.

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся.
Мне не везет в этом так, что просто беда.
Что просто беда.
Что просто беда.
Что просто беда.

единственный помню - Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне...
...Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.

Скажи мне гадость,
моя радость.
Сломай мне челюсть,
моя прелесть.
Пальни мне в голову из дула,
чтобы ее с подушки сдуло.
Навесь удава мне на шею,
когда я в бане хорошею.
Налей в шампанское мне яду,
когда пою я серенаду.
Бревном распополамь хребтину,
когда рисую я картину.
Гони пантеру из вольера,
когда целую кавалера.
Включи, не зажигая, газ -
я закурю - и весь рассказ!
С балкона урони кирпич,
когда пойду я челку стричь.
Подсунь мне под ноги тайком
трубу, что хлещет кипятком,
или троллейбуса ступень,
чтоб я обуглилась, как пень,
под током, бьющим в мокрый день.
И хорошо бы двинуть поезд,
чтоб я под ним была по пояс.
Неплохо также и докласть,
что я не так любила власть,
как ты любил и твоя милка, -
авось прибьёт меня казнилка...
И хорошо бы в идеале -
твои бы вши меня сожрали,
а ты бы вышиб гонорар
за мемуар большой морали.
Чудесно - в гроб меня улечь!
Твоя мечта, о том и речь,
должна цвести, ронять кирпич,
когда иду я челку стричь.
Ax, ты мой зайчик, друг поэтый,
сто лет живи с мечтою этой,
не мрачен будь и не болей, -
с такой мечтою жить светлей,
налей мне кофе с мышьяком,
с мечтой о чем-нибудь таком...
Я выпью за твое здоровье,
а ты прикинься дураком.

Коричневая пуговка валялась на дороге.
Никто не замечал ее в коричневой пыли,
Но мимо по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые протопали, прошли.

Ребята шли гурьбою по солнечной дороге,
Алешка шел последним и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, он сам не знает точно,
На пуговку Алешка ногою наступил.

Он поднял эту пуговку и взял ее с собою,
И вдруг увидел буквы нерусские на ней.
Ребята всей гурьбою к начальнику заставы
Бегут, свернув с дороги, скорей, скорей, скорей!

— Рассказывайте точно, — сказал начальник строго,
И карту перед собою зеленую раскрыл, —
— Среди какой деревни и на какой дороге
На пуговку Алешка ногою наступил?

Четыре дня искали, четыре дня скакали
Бойцы по всем дорогам, забыв еду и сон,
В дороге повстречали чужого незнакомца,
Сурово осмотрели его со всех сторон.

А пуговки-то нету от левого кармана
А сшиты не по-русски короткие штаны,
А в глубине кармана — патроны от нагана
И карта укреплений советской стороны.

Вот так шпион был пойман у самой у границы.
Никто на нашу землю не ступит, не пройдет.
В Алешкиной коллекции та пуговка хранится,
За маленькую пуговку — ему большой почет!

Времена года
Уходит зима – приходит весна,
Уходят морозы, снега и метели.
Уходит зима и приходит весна –
Журчат вновь ручьи и звенят вновь капели.

Солнце земле возвращает тепло,
Почки набухли уже на деревьях
И на душе снова стало светло,
И улетели куда-то сомненья.

Уходит весна – возвращается лето,
Ручьи отжурчали, не слышно капели.
Уходит весна – возвращается лето,
Деревья зеленой листвой заблестели.

Настало время и ягод с грибами –
Лес вновь своею жизнью зажил.
В полях урожай колосится хлебами,
Словно спустя столько лет вдруг ожил.

Уходит и лето – осень настала,
Деревья зеленой листвой не блестят.
Уходит и лето – осень настала,
Дождик идет, уж какой день подряд.

Листья желтеют, с деревьев слетают
Солнце на землю не смотрит совсем,
Птиц косяки на юг улетают,
А под утро иней везде.


Уходит и осень – приходит зима,
Листья давно с деревьев слетели.
Уходит и осень – приходит зима,
Приходят морозы, снега и метели.

Белым ковром покрыта земля
И подо льдом реки застыли,
Белое все – и леса, и поля,
Вихри кружат из снежной пыли.

В плавнях шорох, и легавая застыла чутко.
Ай да выстрел! Только повезло опять не мне.
Вечереет. И над озером летают утки.
Разжирели. Утка осенью в большой цене.

Снова осень закружила карусель мелодий.
Поохочусь, с ветерком по нотам прокачусь.
И сыграю... Если я ещё на что-то годен,
И спою вам... Если я на что-нибудь гожусь.

Я помню, давно, учили меня отец мой и мать:
Лечить - так лечить! Любить - так любить!
Гулять - так гулять! Стрелять - так стрелять!
Но утки уже летят высоко...
Летать - так летать! Я им помашу рукой.

Не жалею, что живу я часто как придётся...
Только знаю, что когда-нибудь, в один из дней,
Всё вернётся, обязательно опять вернётся -
И погода, и надежды, и тепло друзей.

Так поскучаем, чтобы радостней была минута
Нашей встречи, а она уже не за горой.
Вновь весною из полёта возвратятся утки,
Стосковавшись по озёрам с голубой водой...

Как когда-то за лисой гонялся быстрый кречет,
Так и ныне он свою добычу сторожит...
Не прощайтесь... Говорю я вам: "До скорой встречи!
Всё вернётся, а вернётся - значит, будем жить!"

Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу!

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!

Мрет в наши дни с голодухи рабочий.
Станем ли, братья, мы дольше
Молчать?
Наших сподвижников юные очи
Может ли вид эшафота пугать?

В битве великой не сгинут бесследно
Павшие с честью во имя идей,
Их имена с нашей песнью победной
Станут священны мильонам людей.

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!

Нам ненавистны тиранов короны,
Цепи народа-страдальца мы чтим,
Кровью народной залитые троны
Кровью мы наших врагов обагрим.

Месть беспощадная всем супостатам,
Всем паразитам трудящихся масс,
Мщенье и смерть всем царям-
Плутократам,
Близок победы торжественный час!

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!

На горе стоит избушка,
В ней(пусть сломан свет и душь)
Жили мушка-пое...ушка,
Вместе с мышкой-потыкушь.

По ночам бухие твари-
Мухи,слизни и жуки!
Мушку с мышкою е...али,
Как большие мужики!!!

Не спасала их задвижка,
Ни от мух,ни от слизней!
Потому и мушка с мышкой
Спали часто у дверей!!!

Ни одна, что б ночью сволочь
Не смогла войти к ним в дом,
Мушка с мышкой ровно в полночь
К ней ложились спать вольтом!!!!

Снились им любовь и море,
И в лесу красивый зверь... .
Только вот какое горе-
С лязгом вылетала дверь!!!

Закрывайте дети глазки
Слезы,вытерев с лица!
Ведь у сей печальной сказки
Нет счастливого конца!!!!

Я его сказать вам честно
Расказать и сам бы рад!
И пускай мне не известно,
Кто был прав,кто виноват!?

Все мы часто,как слепые ,
Отведя в сторнку взгляд!
Говорим-"Мы не такие!"
"Жизнь такая"-говорят!

Нет морали в этой сказке,
Только слезы в сказке сей!
Закрывайте,дети,глазки
И умнейте,без отмазки,
И взрослейте поскорей!!!!

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо — песнь заводит,
Налево — сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух… там Русью пахнет!
И там я был, и мёд я пил;
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.

счастье приходит тихо: с утренними лучами.
с каждой свободной птицей, рвущейся в высоту.
счастье приходит, только люди не замечают,
в жизни привыкнув видеть серость и суету.

счастье приходит тихо, не открывая двери.
с теплым весенним ветром. с воздухом перемен.
счастье приходит, только люди в него не верят,
в жизни привыкнув видеть сети сплошных проблем.

счастье приходит тихо: с летним прозрачным морем,
с добрым и долгим смехом. с небом из бирюзы.
счастье приходит, только люди о нем не помнят,
в жизни привыкнув видеть круговорот грозы.

счастье приходит тихо, еле касаясь кожи.
с преданным человеком. с тем, кого любишь ты.
счастье приходит, только люди не ждут, похоже,
в жизни привыкнув видеть сломанные мечты.

счастье приходит тихо: после беды, бывает,
словно в награду. счастью жалко лишь одного:
только оно приходит — люди его теряют,
в жизни привыкнув видеть худшее из всего.

В России пьют кто как: до лоска - франт,
Охотник - в дупель, бондари - до бочки.
Пьёт плотник в доску, в дудку - музыкант,
Пожарный - в дым, а журналист до точки.

Уходит выпив, в аут - футболист,
Электрики - в отключку, в сон - морфолог.
Попы, те пьют до положенья риз,
Сапожник - в стельку, в задницу - проктолог...

До ручки пьют, писатель, журналист,
До визга поросячьего пьёт скотник,
Портной - в лоскУт, в(у)мат пьёт шахматист
И до остекленения стекольщик.

В корягу - пьёт лесник, иль всё же в пень?
В уздечку - конюх, а моряк до гюйса.
Пьют в лёжку, в общем все кому не лень,
А медики, аж до потери пульса...

Напиться в жопу может голубой,
В осадок - химик выпадет от водки.
Ракетчики ребята с головой,
И пьют до "отделения головки"...

Мечтатели, конечно, пьют до грёз,
Заики - до пропажи заиканья,
Артисты пьют до смеха, иль до слёз...
Поэты? - эти пьют до недержанья.

Старый Лондон пахнет ромом,
Жестью, дымом и туманом.
Но и этот запах может
Стать единственно желанным.

Ослепительный Неаполь,
Весь пронизанный закатом,
Пахнет мулями и слизью,
Тухлой рыбой и канатом.

Город Гамбург пахнет снедью,
Лесом, бочками, и жиром,
И гнетущим, вездесущим,
Знаменитым добрым сыром.

А Севилья пахнет кожей,
Кипарисом и вербеной,
И прекрасной чайной розой,
Несравнимой, несравненной.

Вечных запахов Парижа
Только два. Они все те же:
Запах жареных каштанов
И фиалок запах свежий.

Есть чем вспомнить в поздний вечер,
Когда мало жить осталось,
То, чем в жизни этой бренной
Сердце жадно надышалось!..

Но один есть в мире запах,
И одна есть в мире нега:
Это русский зимний полдень,
Это русский запах снега.

Лишь его не может вспомнить
Сердце, помнящее много.
И уже толпятся тени
У последнего порога.

Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.


Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.

Ну и что же, лови, я не струшу,
Только как бы твой пыл не погас,—
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.

Не тебя я люблю, дорогая,
Ты — лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза — голубень.

Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.

Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну, а ты даже в сердце не ранишь
Напоенную ласкою ложь.

Но и все же, тебя презирая,
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.

Пухнату Білочку до себе Лев прийняв,
Навіщо й як — того ніхто не знав,
Бо не довідались сороки-цокотухи;
Вони б усюди брехні рознесли,
Зробили б бугая із мухи:
«І так, і перетак, ми бачили, були».
Дознався я, що Білочка служила,
Нічого не робила;
Було їй сказано: нікуди не втікать
І панову хандру потроху розважать.
Марудна служба, що й казати;
Аж жижки трусяться скакати,
А тут сиди, очицями моргай.
Наш вік біжить, не скажеш: потривай.
І Білочка свого діждала —
Старенька і беззуба стала;
Пора прийшла —
І службу відбула.
За те чумацький віз оріхів наділили;
Хоч слово панове справдили,
Аж любо глянути — оріх в оріх,—
Цілісінькую б зиму, дякуючи, їсти,
Та тільки що ж? Дивись на них:
Дали тоді, як нічим гризти.

Є приказка весела: їж,
Коли роток ще свіж,
А то, як прийде час, зов’яне,
Тоді ніщо вже не загляне.

Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, и с больною лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужинкой дрожит слеза.
Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал,
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.
Он с грустью думал:”Я такой урод.
Ну кто такого жить к себе возьмет».
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.
Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза,
А человек нагнулся и сказал:
«Красавец-то, какой!
А ухо! Взгляд! Пойдешь со мной?
Я буду очень рад.
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю».
Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал.

Ты помнишь детские года:
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг во ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры… и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость —
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, — и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.

Я не проснусь, когда тебя не будет... Не просто не смогу... не захочу... Неслышно касанье наших судеб... Зажгло во тьме нетленную свечу... Не уходи, но я тебе не нужен, а без тебя природа умерла. Охрип я вдруг, но голос не простужен. Я волком выл, и слышала луна, мой волчий стон...но путь во тьме так труден... И если ты не сбережешь свечу, я не проснусь когда тебя не будет...не просто не смогу...не захочу... Не роза ты, что манит красотой. Скорее маргаритка полевая, что трогает своею чистотой...наивная....пугливая...смешная. Красивый ты цветок, но полевой. Что так хорошо под ясным, чистым небом. И понимаю, что только лишь с тобой, я буду счастлив так, как счастлив не был. У роз шипы. В тебе лишь чистота и по утрам тебя опять встречая, твой взгляд ловлю... Сбывается мечта, где мы и маргаритка полевая.

Что написать вам, и зачем?
К чему вам это измышленье?
У всех полно своих проблем –
Не слышим стонов вдохновенья.
О чем, скажите? О любви?
Здесь все сказали наши предки.
Иль расписать вам аромат
Раскидистой сирени ветки?
Природу петь или друзей?
О детях ли, о чувствах, может?
О безысходности? Порой,
Она меня в серьез тревожит…
К чему созвучные слова –
Без смысла и без содержанья?
Что вы найдете в них –
Для вас
Они пусты, в них нет познанья.
Вам скучно? Ват вам Интернет.
В нем каждый может поразвлечься.
Читайте книги или бред
Полночных чатов до забвенья.
К чему стихи, к чему слова?
Они все сказаны когда-то.
Какая странная игра,
Зачем ее вам результаты?
Могу стихами говорить –
Коль интересно вам –
И в жизни. Но что с того?
Пора идти. Довольны вы?
Стихи без смысла…

В Международный женский день.

В планшете полевая карта,

И бескозырка набекрень.

Стремясь в атаку на рассвете,

Ничуть не сомневался я,

Что женщины на всей планете

С любовью смотрят на меня.

Прости, родная, Бога ради,

Но я не знал еще тогда,

Что в осажденном Ленинграде

Ждала меня моя судьба.

Я вел свой взвод, от боя пьяный,

Бушлат расстегнут на груди.

Моря, подлодки, океаны -

Все это будет впереди.

На пирсах встречи и разлуки,

И Черноморья благодать.

И наши дети, наши внуки -

Все будет. Жизнь не миновать.

Ну а тогда шальная пуля

Стремительный прервала бег.

Тельняшку на груди рванул я,

Лицом упал на мокрый снег.

Мелькнули мама, школа, парта.

Все поглотила злая тень...

Я ранен был восьмого марта,

В Международный женский день.

Мимо ристалищ, капищ,
Мимо храмов и баров,
Мимо шикарных кладбищ,
Мимо больших базаров,
Мира и го́ря мимо,
Мимо Мекки и Рима,
Синим солнцем палимы,
Идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,
Го́лодны, полуодеты,
Глаза́ их полны́ заката,
Сердца́ их полны́ рассвета.
За ними поют пусты́ни,
Вспыхивают зарницы,
Звёзды встают над ними,
И хрипло кричат им птицы,
Что мир останется прежним,
Да, останется прежним,
Ослепительно снежным
И сомнительно нежным,
Мир останется лживым,
Мир останется вечным,
Может быть, постижимым,
Но всё-таки безконечным.
И, значит, не будет толка
От веры в себя да в Бога.
И, значит, остались только
Иллюзия и дорога.
И быть над землёй закатам,
И быть над землёй рассветам…

Удобрить её солдатам.
Одобрить её поэтам.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.