Так бы слушал и слушал Окуджаву... Современен ли он?

Еще один прибор построения рамочной конструкции — сочетание абстрактных
символов и бытовой конкретики; расплывчатых слов и понятий — много, конкретных
деталей — мало, и тем они заметней (так из всей “Песенки о моей жизни”
запоминается в первую голову вот этот ключ, дрожащий в замке, — единственная
бытовая деталь на двенадцать строк, особенно яркая на фоне фольклорных и
размытых образов) . Окуджава умеет подчеркнуть и выделить эту единственную
деталь, не занимаясь подробной прорисовкой фона. Вспомним знаменитейшую
“Надю-Наденьку”: “Из окон корочкой несет поджаристой, за занавесками —
мельканье рук, здесь остановки нет, а мне — пожалуйста, шофер в автобусе — мой
лучший друг”. Положим, я — как и многие московские слушатели этой песни —
уверен, что написана она о знаменитой булочной на Смоленской, где пекли и тут
же продавали горячие розанчики с вареньем, и корочкой поджаристой
действительно несло за квартал, а поскольку пекарня была в полуподвале, то
сквозь ее занавески только и видно было мельканье полных женских рук,
обсыпанных мукой, облепленных тестом, и даже деталь “Здесь остановки нет”
идеально ложится на местность, поскольку автобусно-троллейбусная остановка
была чуть дальше в сторону Калининского проспекта. Но другой слушатель будет
уверен, что “за занавесками мельканье рук” — это вовсе не о булочной, а это,
допустим, утренник в детском саду, или в коммунальной квартире елку наряжают,
и у каждого будет свое воспоминание о чужой жизни, увиденной в случайном окне.
Так же и в “Прощании с новогодней елкой” — строчка “Там поздравляли
влюбленных”. О чем она и откуда вообще залетела? Но каждый, кому случалось
бывать на домашнем празднике, знает, что в Новый год обязательно есть одна
пара, которая недавно поженилась или просто становится центром общего
внимания, потому что очень уж у них все хорошо; и эти двое — главные, хоть и
негласные, герои торжества. И обязательно в интеллигентском доме этой поры
висела гитара, струны которой задевает сквозняк, и “тянется их перекличка”.
Кстати, продавались и картонные трубы, по десять копеек штука, пищавшие очень
пронзительно. И таких деталей по стихам и песням Окуджавы разбросано великое
множество — но они строго дозированы, чтобы опять-таки каждый смог достроить
картину по собственному разумению.
Есть и другой прием — касающийся рассказывания историй; все-таки несколько
сюжетных песен, баллад, — у Окуджавы наберется, но ни в одной из них нет
нарратива, последовательного пересказа событий. Возьмем балладу 1969 года “Он
наконец явился в дом”: что там произошло?
Он, наконец, явился в дом,
где она сто лет мечтала о нем,
куда он сам сто лет спешил,
ведь она так решила, и он решил.
Клянусь, что это любовь была,
посмотри — ведь это ее дела.
Но знаешь, хоть Бога к себе призови,
разве можно понять что-нибудь в любви?
И поздний дождь в окно стучал,
и она молчала, и он молчал. Дмитрий Быков. БУЛАТ ОКУДЖАВА

Однажды замечательный поэт\ Признался, что в России быта нет. \ Чуть погодя посредственный пиита\ Добавил, что в России нету быта, \ И наконец, бездарный рифмоплет\ (Лауреат за неизвестный год) \ Стал возражать, когда его спросили, \ И заявил, что быта нет в России; Татьяна Милова Из цикла «Начальнику хора» 1998