Игра в бисер. Сосредоточенность 3.

Точка отсчёта, точка начала,
Миг, когда мы начинаем считать.
Миг, когда что-то иначе вдруг стало,
Чтобы тем новое что-то начать.

Точка отсчёта у жизни — рождение,
Миг, когда люди приходят в мир жить.
Точки во времени нет повторения,
Прошлого нам не дано изменить.

Точка отсчёта - всегда переход,
В качесто новое в мире вещей.
В ней себя что-то, иль кто-то начнёт,
Мир навсегда изменяется в ней.

Точка отсчёта - всегда изменение,
Есть эта точка в конечном во всём.
Коль есть начало, конец без сомнения,
Должен в предмете присутствовать том.

Точка рождения, точка отсчёта,
Времени нашего здесь бытия.
И закричит, появившись в мир кто-то,
С плача рождается в нас наше ,,Я» . .


«Баллада? О точке? ! О смертной пилюле? ! »
Балда!
Вы забыли о пушкинской пуле!

Что ветры свистали, как в дыры кларнетов,
В пробитые головы лучших поэтов.
Стрелою пронзив самодурство и свинство,
К потомкам неслась траектория свиста!
И НЕ БЫЛО ТОЧКИ. А БЫЛО - НАЧАЛО.

Мы в землю уходим, как в двери вокзала.
И точка тоннеля, как дуло, черна. .
В бессмертье она?
Иль в безвестность она? .

Нет смерти. Нет точки. Есть путь пулевой —-
Вторая проекция той же прямой.

В природе по смете отсутствует точка.
Мы будем бессмертны.
И это —— точно!
А. Вознесенский.

Он не вышел ни званьем, ни ростом.
Не за славу, не за плату -
На свой, необычный манер
Он по жизни шагал над помостом
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв.

Посмотрите - вот он
Без страховки идет.
Чуть правее наклон -
Упадет, пропадёт!
Чуть левее наклон -
Всё равно не спасти,
Но зачем-то ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути.

И лучи его с шага сбивали,
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась, как две.
Крики "Браво! " его оглушали,
А литавры, а литавры -
Как обухом по голове!

Посмотрите - вот он
Без страховки идет.
Чуть правее наклон -
Упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон -
Всё равно не спасти,
Но теперь ему меньше осталось пройти
Уже три четверти пути.

"Ах как жутко, как смело, как мило!
Бой со смертью - три минуты! " -
Раскрыв в ожидании рты,
Из партера глядели уныло
Лилипуты, лилипуты, -
Казалось ему с высоты.

Посмотрите - вот он
Без страховки идет.
Чуть правее наклон -
Упадет, пропадёт!
Чуть левее наклон -
Всё равно не спасти,
Но спокойно, - ему остается пройти
Всего две четверти пути.

Высоцкий

Я в сотый раз опять начну сначала..

Я ПИШУ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

В. Аксенову

В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо.
Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь как в туман
от пролога к эпилогу.

Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдергивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал.

Вымысел - не есть обман.
Замысел - еще не точка.
Дайте дописать роман
до последнего листочка.
И пока еще жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке:

каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить.. .
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить. ))) Б. Окуджава

От точки отсчета до точки невозврата
есть система, нет координатов.

Рождественская звезда

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере.
Над яслями тёплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи
И зёрнышек проса,
Смотрели с утёса
Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звёзд.

А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой Вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.

И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали всё пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры.
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры. .
...Всё злей и свирепей дул ветер из степи. .
...Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнёзда грачей и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
— Пойдёмте со всеми, поклонимся чуду, —
Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Всё время незримо входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге, чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
— А кто вы такие? — спросила Мария.
— Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
— Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звёзды сметал с небосвода.
И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества.

Б. Пастернак