Любимые литературные страницы...

Ёжик выбежал на берег, глядел и глядел, дышал и дышал, и никак не мог надышаться.
— Дышишь? — спросил Заяц.
— Дышу, — сказал Ёжик.
— Дыши, — сказал Заяц. — А я побегу, потому что на ходу лучше дышится.
И убежал.
Потом пришёл Медвежонок. Он ничего не сказал, сел рядом с Ёжиком и зажмурился.
Ёжик тоже зажмурился, и так они посидели молча.
— Хорошо, да? — сказал Ёжик.
— Ага, — сказал Медвежонок.
— А всё-таки смотреть лучше, — и Ёжик открыл глаза.
Бледно-голубая река уходила за поворот и в дымке таяла.
Ёжику было так хорошо, что хотелось лететь. Расправить крылья, взлететь высоко-высоко и долго-долго парить, не шевеля крыльями.
«Если бы я был птицей, — думал Ёжик, — у меня обязательно были бы очень большие крылья. Один раз взмахнул, и — летишь…»
— Всё равно надо махать, — вдруг сказал Медвежонок. — Взмахивать.
— Что?
— Я говорю, даже если, как у орла, всё равно надо разика два, а взмахнуть.
— Ты о чём? — спросил Ёжик.
— О том, — сказал Медвежонок. — О чём ты думаешь.
— Откуда ты знаешь, о чём я думаю?
— А чего тут знать-то? — не открывая глаз, сказал Медвежонок. — Ты всегда думаешь об одном и том же.
— О чём же?
— «О чём же?» — передразнил Медвежонок. — О том, что надо махать. А ты — ленивый. Тебе бы только лететь. Лети и лети, а машет пусть Медвежонок.
— Ты чего ворчишь? — изумился Ёжик. — Я тебе что-нибудь сказал?
— А тебе и говорить не надо! Ему бы только лететь, видишь ли, лететь и лететь, а машет пусть Медвежонок.
— Да где ты за меня махал?
— Я всегда за тебя машу, — сказал Медвежонок. — Ты только не знаешь.
— Где? Когда?
— Везде. Всегда!
— Ты что — за меня дом убираешь?
— Причём здесь дом, когда мы говорим о крыльях?
— Ты что, за меня махал крыльями?
— Махал, — сказал Медвежонок.
— Когда?
— Всегда, — сказал Медвежонок. — Всегда, когда ты летишь, я машу крыльями.

Ёжик вдруг зажмурился и когда открыл глаза, увидел вокруг такую красоту, что в душе взлетел высоко в небо и оттуда, сверху, вдруг увидел маленького себя и Медвежонка, и Мышь с зонтиком, и реку, и холм, и лес, и совсем крошечный Медвежонок вдруг вскочил, замахал лапами и закричал:

—Ты не бойся! Ты лети! Я машу крыльями!

Унесенные ветром, Поющие в терновнике, трилогия о мушкетерах

Ф. М. Достоевский
"Идиот"

"... --Я теперь во хмелю, генерал, --засмеялась вдруг Настасья Филипповна, --я гулять хочу! Сегодня мой день, мой табельный день, мой высокосный день, я его давно поджидала. Дарья Алексеевна, видишь ты вот этого букетника, вот этого monsieur aux camélias, 1 вот он сидит да смеется на нас...

-- Я не смеюсь, Настасья Филипповна, я только с величайшим вниманием слушаю, --с достоинством отпарировал Тоцкий.
-- Ну вот, за что я его мучила целые пять лет и от себя не отпускала? Стоил ли того! Он просто таков, каким должен быть... Еще он меня виноватою пред собой сочтет: воспитание ведь дал, как графиню содержал, денег-то, денег-то сколько ушло, честного мужа мне приискал еще там, а здесь Ганечку; и что же б ты думала: я с ним эти пять лет не жила, а деньги-то с него брала и думала, что права! Совсем ведь я с толку сбила себя! Ты вот говоришь, сто тысяч возьми да и прогони, коли мерзко. Оно правда, что мерзко... Я бы и замуж давно могла выйти, да и не то что за Ганечку, да ведь очень уж тоже мерзко. И за что я моих пять лет в этой злобе потеряла! А веришь иль нет, я, года четыре тому назад, временем думала: не выйти ли мне уж и впрямь за моего Афанасия Ивановича? Я тогда это со злости думала; мало ли что у меня тогда в голове перебывало; а ведь, право, заставила б! Сам напрашивался, веришь иль нет? Правда, он лгал, да ведь падок уж очень, выдержать не может. Да потом, слава богу, подумала: стоит он такой злости! И так мне мерзко стало тогда вдруг на него, что, если б и сам присватался, не пошла бы. И целые-то пять лет я так форсила! Нет, уж лучше на улицу, где мне и следует быть! Иль разгуляться с Рогожиным, иль завтра же в прачки пойти! Потому ведь на мне ничего своего; уйду -- всё ему брошу, последнюю тряпку оставлю, а без всего меня кто возьмет, спроси-ка вот Ганю, возьмет ли? Да меня и Фердыщенко не возьмет!..
-- Фердыщенко, может быть, не возьмет, Настасья Филипповна, я человек откровенный, --перебил Фердыщенко, --зато князь возьмет! Вы вот сидите да плачетесь, а вы взгляните-ка на князя! Я уж давно наблюдаю...
Настасья Филипповна с любопытством обернулась к князю.
-- Правда? --спросила она.
-- Правда, --прошептал князь.
-- Возьмете, как есть, без ничего!
-- Возьму, Настасья Филипповна...
-- Вот и новый анекдот! --пробормотал генерал. --Ожидать было можно.
Князь скорбным, строгим и проницающим взглядом смотрел в лицо продолжавшей его оглядывать Настасьи Филипповны.
-- Вот еще нашелся! --сказала она вдруг, обращаясь опять к Дарье Алексеевне. --А ведь впрямь от доброго сердца, я его знаю. Благодетеля нашла! А впрочем, правду, может, про него говорят, что... того. Чем жить-то будешь, коли уж так влюблен, что рогожинскую берешь, за себя-то, за князя-то?..
-- Я вас честную беру, Настасья Филипповна, а не рогожинскую, --сказал князь.
-- Это я-то честная?
-- Вы.
-- Ну, это там... из романов! Это, князь голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и всё это вздор! Да и куда тебе жениться, за тобой за самим еще няньку нужно!
Князь встал и дрожащим, робким голосом, но в то же время с видом глубоко убежденного человека произнес:
-- Я ничего не знаю, Настасья Филипповна, я ничего не видел, вы правы, но я... я сочту, что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а вы страдали и из такого ада чистая вышли, а это много. К чему же вы стыдитесь да с Рогожиным ехать хотите? Это лихорадка... Вы господину Тоцкому семьдесят тысяч отдали и говорите, что всё, что здесь есть, всё бросите, этого никто здесь не сделает. Я вас... Настасья Филипповна... люблю. Я умру за вас, Настасья Филипповна... Я никому не позволю про вас слова сказать, Настасья Филипповна... Если мы будем бедны, я работать буду, Настасья Филипповна..."

...Потом Маленький принц не без грусти вырвал последние ростки баобабов. Он думал, что никогда не вернется. Но в то утро привычная работа доставляла ему необыкновенное удовольствие. А когда он в последний раз полил чудесный цветок и собрался накрыть колпаком, ему даже захотелось плакать.
- Прощайте, - сказал он.
Красавица не ответила.
- Прощайте, - повторил Маленький принц.
Она кашлянула. Но не от простуды.
- Я была глупая, - сказала она наконец. - Прости меня. И постарайся быть счастливым.
И ни слова упрека. Маленький принц очень удивился. Он застыл, растерянный, со стеклянным колпаком в руках. Откуда эта тихая нежность?
- Да, да, я люблю тебя, - услышал он. - Моя вина, что ты этого не знал. Да это и не важно. Но ты был такой же глупый, как я. Постарайся быть счастливым... Оставь колпак, он мне больше не нужен.
- Но ветер...
- Не так уж я простужена... Ночная свежесть пойдет мне на пользу. Ведь я - цветок.
- Но звери, насекомые...
- Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с бабочками. Они, наверно, прелестны. А то кто же станет меня навещать? Ты ведь будешь далеко. А больших зверей я не боюсь. У меня тоже есть когти.
И она в простоте душевной показала свои четыре шипа. Потом прибавила:
- Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти - так уходи.
Она не хотела, чтобы Маленький принц видел, как она плачет. Это был очень гордый цветок...

Не могу процитировать, полностью не помню. Наверно это два произведения. Братья Вайнеры "Петля и камень в зеленой траве",мысли Алексея, где он сравнивает себя с Гамлетом и Булгаков Мастер и Маргарита, самый конец почти, начинается со слов: "Слушай беззвучие..."

А в подлиннике читал (-а)?

1."– Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, – недружелюбно насупившись, проговорил кот, – и еще считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное."

2."Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья"

3. "Государь" Никколо Макиавелли

4. Автор: Николай Гумилёв

Сонет
Я верно болен: на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.

Мне чудится (и это не обман),
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн… я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.

Молчу, томлюсь, и отступают стены —
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит,

И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там… Ах, да! я был убит.
---------------------------------------------------

«Капитаны»
Николай Гумилев

I

На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,

Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь

И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.

Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,

Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?...
------------------------------------------------------И так далее...)
---------------------------------------------------------------------------------------------

5. Ну, и, разумеется, повествование о буднях НИИЧАВО, сиречь - научно-исследовательского института чародейства и волшебства (НИИЧАВО) из «Понедельник начинается в субботу» Стругацких.

6. И так далее... и так далее...)

...О, плоть дрожит, вздымается, пьянея,
Душа трепещет, как струна — и вот
Мой разум, вожделеньем пламенея,
Все к новым наслаждениям зовет... Мопассан

Одна из.
Заветная книжица, важная, пронзительная, дорогая поэма. Вопреки догмам своей веры, подать помощь другому существу, языческому полубогу. Весь гуманизм - здесь.

"— Да, полубоги не только рождаются и живут, но, дабы не умереть, они должны питаться. Как же мне быть? Могу ли я охотиться возле деревень и садов, преследуемый, словно хищник? И потом, не говорил ли я тебе? Кроме насыщения плоти мне необходимы чистый воздух и небесная лазурь. На этой пустынной земле я, по мере сил моих, поддерживаю свое дряхлое тело. Вот на этот раз ты невольно застал меня, когда я как раз выкапывал корешки, показавшиеся мне съедобными, а то ведь здесь просто уже нечего положить на зуб. Скоро поднимутся горькие молодые побеги спаржи вокруг леса, и потом можно будет есть яйца красных куропаток, водяных птиц и фламинго, а там отыщу гнезда цапель и уток. Слишком не разживешься... Но что поделаешь? Земля теперь не чувствует себя, как некогда, созданной для нас.
Теперь оно говорило глухим, словно сдавленным голосом. И на его замкнувшемся лице не было следов горечи. Впервые я заметил его плечи, прокаленные солнцем, темные и такие худые, такие худые, что при малейшем движении видно было, как под кожей ходят кости каждого сустава. Я смотрел на это осунувшееся лицо, на это старое тело полубожества (как оно себя называло), голодного, питавшегося сухими корнями, и непомерная жалость охватила меня. Я сразу забыл свой первый страх перед уродством этого звериного лица, перед раздвоенными копытами; сунув руку в карман куртки, я достал хлеб, орехи и сушеные фиги, которыми предусмотрительно запасся с утра.
Тусклые зрачки полубога оживились, когда он увидел эти жалкие дары.
— Возьми! — сказал я, протягивая ему все это.
Чудище нерешительно шагнуло вперед, раскрыв ладони, и я увидел, что они были длинные и
жилистые; на концах пальцев мелькнули острые когти. Я высыпал быстро все, что у меня было в руках.
— Ты голоден?
Но я не услышал ответа. Обе ладони с хлебом и фруктами Чудище поднесло к широкой худой
груди. И прижало их жадно, точно то была драгоценная добыча. Когда я, уходя, обернулся, чтобы позвать собаку, то заметил на старом лице, обращенном ко мне, невероятную смесь
умиротворенности и экстаза; а из-под моргавших век вдруг выкатились на седую бороду две
крупные слезы."

ЖОЗЕФ Д'АРБО. Чудище из Ваккареса