Как сказал однажды Виллиам Шекспир, мир это театр и люди в нём актёры, тогда перед кем мы разыгрываем свой спектакль?

Люди в этом мире не актёры, а персонажи. А существует вся эта Игра лишь для Любви, чтобы она могла проявить себя в действии и "максимальным образом"(с):

"Богу нужен материальный мир сам по себе, а не только в качестве «тюрьмы для
перевоспитания душ». Функция «перевоспитания» — лишь одна из функций
материального мира, которыми «пользуется» Бог.
Бог нуждается в существовании страданий, чтобы иметь критерий величия
различных проявлений Любви. Бог нуждается в существовании несовершенства, чтобы
Любовь могла явить Себя максимальным образом.
И чтобы материальный мир, такой нужный Богу, мог функционировать,
пограничная энергия Бога, Его татастха–шакти, порождает особый вид
индивидуальных духовных существ, способных привлечься материей."

"Маха-майя заставляет духовных существ одного вида непосредственно проявить
несовершенство [это о нас речь]. Йога-майя заставляет духовных существ другого вида «поверить в свою
причастность» к несовершенству [обитателей духовного мира].
Миры материи, полные различных несовершенств, существуют лишь для того,
чтобы жители Совершенных миров могли иметь «несовершенные воспоминания» и
«представления» о себе как об «обладающих несовершенствами».
Если совершенное существо не будет иметь о себе представлений как о
несовершенном существе и обо Мне как о несовершенном существе, оно не сможет
испытать в максимальной степени всю сладость высшего любовного чувства ко Мне."

Первоисточником вдохновения Шекспира был древнеримский писатель Петроний (Гай Петроний, ? – 66). Его строка на латинском языке "Mundus universus exercet histrionam" (Весь мир занимается лицедейством) украшала фронтон шекспировского театра "Глобус".

"Весь мир - театр. В нём женщины, мужчины - все актёры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь, - Так он играет роль. Шестой же возраст - Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса - кошель, В штанах, что с юности берёг, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы - Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего".

Перед суфлером.

Просто эффектная фраза.

Перед нашими потомками.

Перед родителями чтобы любили, перед противоположным полом чтобы добиться секса, перед работодателем чтобы платили больше.
Весь это спектакль - спектакль ради выживания.
Как только перестанешь играть, то скинут на обочину.

Не перед кем, у нас еще репетиция

Фактически наша цивилизация перед марионеточниками, чекистами.

И все это вместо того, чтобы жить по настоящему, в существующей реальности.