Чокание... Что о нем в классике?

"– Друзья! – воскликнул Аполлон Аполлинарьевич. – Вот и Новый год! Пусть он принесет счастье всем нам! И всем нашим ученикам. Особенно воспитанникам Надежды Георгиевны, Марии Степановны, Нонны Самвеловны! Им счастье необходимо больше, чем всем нам! Эта осень прошла в школе под знаком первого «Б» .
– Пусть же, – перебила его Елена Евгеньевна, – когда-нибудь мы окажемся под знаком счастливого десятого «Б» !
Зазвенели стаканы. К нам подходили чокаться пожилые учителя, поздравляли, желали удачи, обращаясь почему-то прежде всего ко мне. Я снова оказывалась в центре внимания, и это как-то коробило.
– Ну что, подружки дорогие! – прошептала Маша. – За наш десятый! Дай бог ему счастья!
Мы выпили, Нонна Самвеловна покачала головой.
– Десятый будет без меня, – сказала она. – Я же учительница начальных классов.
– А я, например, – сказала Маша, – помню, как зовут мою первую учительницу.
– Странно, – улыбнулась я. – Неужели и нас кто-то будет помнить? " (А. Лиханов "Благие намерения")

Юрий Коваль Пять похищенных монахов

Приятели чокнулись стаканами с лимонадом, поглядели друг
другу в глаза и дружно сказали: Будем! "
Между тем здоровья у обоих и так было хоть отбавляй. Во
всяком случае главные признаки здоровья - упитанность и
краснощекость - так и выпирали из простыней. Один из них похож
был даже на какого-то римского императора, и буквы Т. Б. ",
расположенные на кругленьком животе, намекали, что это,
очевидно, Тиберий. Второй же, с явной лысиной, смахивал скорей
на поэта, а буквы подсказывали, что это - Тибулл.
- Я люблю природу, - говорил Тибулл, - потому что в
природе много хорошего. Вот этот веник, он ведь тоже частичка
природы. Другие любят пиво или кино, а я природу люблю. Для
меня этот веник лучше телевизора.
- По телевизору тоже иногда природу показывают, -
задумчиво возразил Тиберий.
- А веник небось не покажут!
- Это верно, - согласился Тиберий, не желая спорить с
поэтом. - Давай за природу! - И древние римляне снова
чокнулись.
- Как ты думаешь, для чего люди чокаются? - спросил через
некоторое время Тибулл, как всякий поэт настроенный слегка на
философский лад.
- Для звону!
- Верно, но не совсем. Когда мы пьем лимонад, это - для
вкуса. Нюхаем - для носа. Смотрим на его красивый цвет - для
глаза. Кто обижен?
- Ухо, - догадался Тиберий.
- Вот мы и чокаемся, чтоб ухо не обижалось.
- Ха-ха! Вот здорово! Ну, объяснил! - с восторгом сказал
Тиберий и, сияя, потрогал свое ухо, как бы проверяя: не
обижается ли оно? Но ухо явно не обижалось. Оно покраснело,
как девушка, смущенная собственным счастьем.

"(...) - Когда хотят унизить художника, говорят, что его живопись - это не искусство, а фотография. Дураки! Фотография - это великое искусство! Фотограф смеется, плачет, обвиняет, сражается! А мы, русские фотографы, как сироты. У нас нет Союза фотохудожников. Нет музея фотографии. Нет пленки. Еще поставят памятник русскому неизвестному фотографу!
...Философ, наблюдая за удаляющимися фигурами Ардабьева и фотографа, процедил:
- Ну, Пеструшка, у тебя есть шанс. На этом фраере фирменные джинса. Новенькие. Ну?
- Чо ну? - мялся Пеструшка.
- Опять это провинциальное "чоканье"! Помни, что сказал Мичурин насчет джинсов. Вот тебе мой кастет, Пеструшка. Просовывай, просовывай пальчики в дырочки. Не сломаются. Кистенек с тобой, Фантомас?
- Всегда со мной.. . -пробасил Фантомас.
- Старомодно, но эффектно.. . Оружие черной сотни.. . Ну что ж, не все из прошлого надо отбрасывать, - одобрил Философ. - Но я не любитель мокрых дел. Кровь негигиенична. Насилие - только в крайнем случае.. . Я думаю, он снимет джинса, как миленький. Боюсь только, что накладет в них.. . Придется отдать в химчистку.. .
...Фотограф, стоя у своей калитки, взывал к Ардабьеву и человечеству:
- Редактор ворчит, что на моих фотографиях люди плохо одеты. Чо я, сам их одеваю, чо ли? Жюри областной выставки зарубило мои работы, потому что на них, видите ли, слишком много страдающих лиц. То, что люди страдают в жизни, их не волнует. Главное, чтобы они не страдали на фотографиях. ! Е. Евтушенко, "Ардабиола".

Альфонс доброжелательно посмотрел на нас. Принесли водку. Три рюмки. Одну для Альфонса.

– Что ж, давайте чокнемся, – сказал он. – Пусть наши дети заимеют богатых родителей.

Мы залпом опрокинули рюмки. Патриция тоже выпила водку одним духом.

– Крепко, крепко, – сказал Альфонс и зашаркал к твоей стойке.

– Нравится вам водка? – спросил я.

Она поежилась:

– Немного крепка. Но не могла же я оскандалиться перед Альфонсом.

Отбивные были что надо. Я съел две большие порции, и Патриция тоже ела с аппетитом, которого я в ней не подозревал. Мне очень нравилась ее простая и непринужденная манера держаться. Без всякого жеманства она снова чокнулась с Альфонсом и выпила вторую рюмку.

Он незаметно подмигнул мне, – дескать, правильная девушка. А Альфонс был знаток. Не то чтобы он разбирался в красоте или культуре человека, он умел верно определить его сущность.

Та ничего. Ты уже написал