К 65-летию прозаика, поэта, драматурга Алексея АНТОНОВА (17 июня 1955—2018), автора и составителя сборников, антологий

Я решил вырезать тебя из сердца.
Вынул сердце, наточил ножик
И вырезал всю, от макушки до ножек,
Вплоть на мизинце до заусенца.
Только гляжу - не осталось сердца.

Зов

Поедем в Болдино, сестра,
На всю оставшуюся осень.
Сойдем у первого двора
И там пристанища попросим.
Там, позвонили, возлюбя
Себя во всей своей природности,
Находишь самого себя
И с тем живешь вне срока годности.
Там, говорят, сейчас сезон
Успения природоведенья.
Леса обуревает сон
В предвосхищеньи вдохновения.
Там, пишут, дышится легко.
Там каждый вечер в столбик пишется.
Там неснятое молоко
И живы буквы ять и ижица.
И, сирым, нам дадут приют,
К нему – в мундирах три картошки,
И на руки воды прольют
Из алюминиевого ковшика.
И будем плакать до утра
В неверном свете керосиновом.
Поедем в Болдино, сестра.
В последний раз поедем, милая.

Смерть поэта

Я разучился буквы выводить,
Цеплять их друг за друга под наклоном,
Нанизывать на строчку, как на шомпол,
А строчки ставить в столбик вниз и ввысь
(Чтобы и так и так они прочлись),
На острия напяливая точку
На всяку строчку, Как на шашлык,
Сравнимую с законченным гандоном.
А с чем сравнишь? Увы, увы, я разучился шить
И вышивать изысканную вязь
На образах, ещё не освященных.
Дрожит игла, не лезет в ушко нить.
Вчерашние мои иконы мёртвы
Во царстве мёртвых
И это я их повелел убить.
Кривится чёрт, и проступает грязь,
И тонет светлое в протухшем грязно-чёрном,
В субстанте не точёном, но толчёном.
И мне осталось только холст заштопать
И лапти прясть.
Увы, увы, я разучился жить
И стресс стоит, где царствовала страсть.

Еж - лучшая его книга!